А еще по уши влюбленная в сводного кузена. Наслушалась, видимо, романтических историй про охотника на агрессивную нежить!
Племянница Оттиса смущалась и краснела, пряча взгляд, не только из-за присутствия в зале Верьяна. Девушка искоса, якобы незаметно, пыталась меня рассмотреть. Как же, в гостях венценосная особа! Хотя было бы на что дивиться…
Платье, которое одолжила «дорогой гостье» сама же лейди Соунник, из-за разности наших комплекций болталось на мне, несмотря даже на до упора затянутый корсет. Юбка была на пару ладоней короче, чем требовал этикет и хороший вкус. Короткие волосы, кучерявившиеся на затылке, не поддавались никакой укладке и торчали во все стороны. Только туфли пришлись мне впору – но должно же было мне хоть в чем-то повезти!
Хозяин замка тоже задумчиво поглядывал в мою сторону, правда, делал он это, не скрываясь. Взгляд у него был подозрительно приценивающимся. Когда мы с Верьяном вышли к ужину при полном параде, лэрд Илиш почти не выказал удивления, за сердце не схватился – выдержка у него была под стать сыновней. Бурной радости мы тоже не дождались. Оттис буднично прижал сына к груди, морщась от боли, преклонил передо мной колено, после чего предложил пройти к столу. Я ни на мгновение не обольщалась: отец Верьяна про себя прикидывал, кому и за сколько продать столь бесценную гостью. Ему надо было решить, посылать ли весточку Императору или рискнуть и собрать Совет Севера.
Верьян, как и положено раскаявшемуся блудному сыну, сидел подле отца. Парень был тих, скромен и благопристоен. И в отличие от меня – одет с иголочки. А еще бесстыдно красив. Как это я раньше не замечала его красоты?
«Видимо, прекрасного горгона расколдовал поцелуй Императрицы». Не язви, гастрит будет.
– Сыграйте что-нибудь, – неожиданно для себя попросила я девушку и тут же прикусила свой болтливый язык, некстати вспомнив самодеятельность баронессы Лешеро. Госпожа Ольхеза рю Яандер обладала замечательно громким голосом. К сожалению, при этом она была начисто лишена музыкального слуха.
– Нет-нет, что вы, Ваше Величество. – Соунник смутилась и покраснела. – Мне неудобно. Вы из вежливости меня просите…
– Просить из вежливости – это у нас к Верьяну, – ободряюще улыбнулась я. – А я действительно хочу послушать, как вы поете.
– Но я даже не знаю, что вам исполнить… – Она беспомощно посмотрела на наемника.
Тот пожал плечами.
– Какая-нибудь слезливая баллада вполне подойдет. – Великодушию младшего Илиша просто не было предела.
Я сердито хмыкнула, Верьян очаровательно улыбнулся, а лейди Соунник взяла первый аккорд, чтобы спеть песню. Про меня.
Как сложится все, и что скажут потом,
Не знаю, но выбор всегда за тобой.
Ты хочешь узнать, что же там впереди?
Так много дорог, что их все не пройти.
Поманит ли западный ветер тебя?
В мужья посулит самого короля,
И тронный зал, и шепот интриг,
Величие власти и зависть других.
Одарит богатством, почетом, войной,
И в трудное время ты станешь вдовой.
Падет ли столица, отступят войска?
История все сохранит до конца.
Нагрянет ли ветер восточных земель,
Закружит беспутства и лжи карусель?
Под звездное небо бродяг заведет
И сердце навеки тебе разобьет.
Пойдешь за другого и будешь верна…
Семейный очаг и детишек толпа…
Ты будешь и долго и счастливо жить
И к старости сможешь то небо забыть.
Как сложится все, и что скажут потом,
Не знаю, но выбор всегда за тобой.
Ты хочешь узнать, что же там впереди?
Так много дорог, что их все не пройти.
Пусть южные ветры ударят в набат,
Когда паруса поднимает пират.
Лишь море решает судьбу корабля.
Послушайся ветра и встань у руля.
Надейся на случай и верь маякам
И радуйся моря соленым дарам,
И каждому шторму, и каждой волне,
Что южные ветры пророчат тебе.
А север предложит холодную сталь,
Горячих коней и закатную даль,
И правое дело, и верных друзей,
Жестоких врагов и сверканье мечей.
Там сердце споткнется о брошенный нож,
И стоном последним ты губы сожмешь.
Отдашь свою жизнь, чтобы спасся другой…
В балладах такое зовется – ценой.
Как сложится все, и что скажут потом,
Не знаю, но выбор всегда за тобой.
Ты хочешь узнать, что же там впереди?
Так много дорог, что их все не пройти.
Хотя нет, конечно, эта песня – не про меня. И как раз осознание этого стало болезненным. То, о чем пелось, могло бы произойти со мной, но мне никогда не хватило бы силы духа выбрать такую жизнь…
Хозяин замка тяжело закашлялся, возвращая меня к действительности.
– Прошу прощения, Ваше Величество. Я весьма скверно себя чувствую. – Дождавшись моего разрешающего кивка, Оттис поднялся, протягивая здоровую руку наемнику. – Верьян, проводи меня.
Наемник почтительно подставил локоть, чтобы отец смог опереться. Такой умилительной группой они вышли из залы. А я, коварно пользуясь их отсутствием, обратилась к лейди Соунник:
– Вы чудесно поете, Соунник. Ничего, что я называю вас по имени?
Девушка смутилась:
– Ваше Величество, что вы такое говорите…
– Слова. – Покровительственная улыбка.
– Да-да, конечно, – совсем смешалась Верьянова племянница. – Как вам будет угодно…
– Соунник, вас не затруднит выполнить одну мою небольшую просьбу?
Она удивленно воззрилась на меня.
– Смогу ли я… – залепетала девушка.
– Сможете. – Категоричность, смягченная улыбкой. – Без сомнения. Но об этом позже, а пока сыграйте еще.
– А что?
– Я полностью доверяю вашему вкусу.
Откинувшись в кресле и полуприкрыв глаза, я вслушалась в музыку. Покачиваясь на волнах наигрываемой Соунник мелодии, мне было легче отрешиться от происходящего.
В данный момент нельзя позволить Верьяну никакой самодеятельности. Если он собирается меня предать (а он наверняка собирается!), я как минимум должна быть в курсе происходящего.
Мои пальцы захватили невидимую силовую нить, вьющуюся вокруг правого запястья, и осторожно потянули. Чуть помедлив и собирая решимость, как перед прыжком в воду, я нырнула в Межмирье, выпадая из собственного тела.
* * *
Расстояния и размеры здесь условны, тонкая нить вполне может обернуться потоком, стоит лишь сместить восприятие. Не слишком широким: связь слаба – срок договора на исходе. Я ныряю в силовой ручей нити и отдаюсь на волю течения. Первой я чувствую Эону – клубок махровых сомнений, мягкой неуверенности и цветной мечтательности. Стараясь не заблудиться в этом сплетении, следую за нитью дальше – к жесткой целеустремленности и структурированной расчетливости Верьяна, которые ощущаются мной, как нагромождение геометрических фигур. Нить оплетает их, устремляясь к центру, где в колодце сущности горгона пузырится черно-зеленая жидкость. Стараясь не думать, что может случиться, если меня затянет в эту вязкую муть, я отделяюсь от потока и растекаюсь на поверхности приглянувшегося мне куба, прислушиваясь к гулко разносящимся здесь голосам…
