Весь тот день и половину ночи травник провёл в мыслях о случившемся, на всякий случай уйдя в самые дальние покои, даже заснул с мечом в обнимку.
А на следующий день заявился опять.
Так и повелось с тех пор — раз или два в неделю травник приходил сюда, чтоб выдержать очередную драку с призрачным противником, который был и в то же время как бы не был. Оставалось загадкой, плодил замок этих тварей из себя или из воздуха или приносил откуда-то извне, но в любом случае здесь действовала какая-то древняя и очень сильная магия. За неполный месяц Жуге пришлось сразиться в этой комнате с самыми странными тварями, каких он только видел в жизни, но чаще всего почему-то попадались эти чёртовы гигантские пауки.
Травник скосил глаза на меч, на клинке которого медленно таяла белёсая слизь, и поморщился. Ну почему эльфы так ненавидели пауков?
Он прошёл в круглую комнату с бассейном, в который непрерывно стекала прозрачная струйка воды, морщась стянул с себя мокрую от пота рубашку, скомкал и бросил на пол. Рубашка была чёрной. Не от грязи, а так. Пару мгновений Жуга с неудовольствием смотрел на неё, но выбирать не приходилось: по странной прихоти все вещи, которые Телли для него принёс, были чёрными (ага... «меньше пачкаются» дурак). Меч травник прислонил к стене и некоторое время просто стоял, опершись руками на поребрик и глядя на своё отражение в воде. Отражение смотрело куда-то в сторону.
Тянулись дни, недели, месяцы. Старый замок существовал сам по себе и сам в себе, отдельно от любого мира. Там, снаружи, в Серединном мире, могло происходить всё, что угодно, — войны, наводнения, землетрясения, чума, мор, засуха, набеги викингов, татар, все континенты могли уйти под воду — здесь шла своя жизнь.
Если это можно было назвать жизнью...
Кулак разбил отражение, ледяная вода пошла рябью. Успокоиться ей не дали. Травник вымылся до пояса, подумал и отказался от того, чтоб окунуться полностью разогретые мышцы могло свести судорогой. Он вытерся рубашкой, пригладил волосы и обернулся.
И лишь теперь увидел, что он здесь не один.
Белый, словно сотканный из лунного тумана, зверь выступил из утреннего сумрака и остановился. Витой блестящий рог качнулся в приветствии, снова поднялся. Воцарилась тишина, нарушаемая только шумом льющейся воды.
«Разминаешься?»
— Хорошо ещё, что ты не додумался явиться мне туда, — проворчал травник, мотнув головой в сторону бойцовской комнаты.
Насмешливое фырканье в ответ и снова — голос в голове:
«Думаешь, сумел бы меня одолеть?»
— Как знать, как знать... Здравствуй, Высокий.
«Привет и тебе... Лис. Может, опустишь меч?»
Травник покосился на свою руку и с удивлением обнаружил, что и впрямь сжимает меч, Когда он успел его схватить — память хранила молчание.
Единорог тем временем приблизился. Нагнулся, обдавая травника холодным, стынущим дыханием, заглянул в глаза, движимый непонятной заботой, тронул губами раны и ушибы, потом ещё ниже наклонил голову и потянулся вперёд своим волшебным рогом. Не делая движений, травник терпеливо ждал, а когда боль исчезла вместе с синяками и ссадинами, лишь повёл плечами, разминая мышцы. Кивнул, благодаря.
— Спасибо. Как ты это делаешь?
«Лучше тебе не знать»,
— Вот вечно ты... Нет, чтобы поделиться секретом.
«Ты неправильно понял: у человека просто не хватит сил, чтоб повторить такое.»
— Даже у меня?
«Даже у тебя».
Жуга перехватил меч лезвием под мышку, подобрал рубашку, бросил её в бассейн и там оставил — вода на заставе была такой чистоты, что за два часа вымывала из одежды грязь и пот без золы и шёлока. Двинулся к выходу. Единорог прошествовал за ним.
— Позавтракаешь со мной? — спросил Жуга, не оборачиваясь.
«Благодарю, — с достоинством ответил тот. — «Я не ем людскую пищу».
— Почему? Не можешь?
«Не хочу»
Человек не стал больше ни о чем его спрашивать, и остаток пути оба проделали в молчании. Зверь Века, Белый Индрик, следовал за травником на расстоянии шага или двух — тот непрерывно ощущал спиной его дыхание, настолько холодное, будто он питался только мятой, льдом и ключевой водой.
Через казавшуюся бесконечной анфиладу комнат, больше похожую на лесную аллею, через огромный зал — абсолютно пустой и непонятно для чего предназначенный, через короткий коридор они проследовали в дальнюю башню — ту, где состоялась встреча с Тилом и которую травник облюбовал себе для жилья. Подниматься по лестницам не потребовалось: на нижнем ярусе, в одном углу пустой и длинной комнаты (наверно, бывшей кордегардии) он устроил постель, в другом — склад провизии. Обстановка комнаты, с её уродливыми, оплывшими формами мебели и стен, являла посетителю живой пример упорных, хоть и безуспешных, попыток человека овладеть эльфийской магией. Стол не держал посуды, на лежанках невозможно было спать, не сломав позвоночник, а на скамьях могли сидеть разве что певчие птицы. На полу стояли несколько пустых бутылок и большущий медный чайник, казавшийся здесь особенно неуместным.
Дальний край стола дал дюжину побегов, все в свежей зелени и синеньких цветочках.
Зверь с видимым интересом огляделся вокруг. Небольшое помещение с его приходом сразу сделалось будто просторнее.
«Я смотрю, ты взялся за дело всерьёз».
— Что получилось, то получилось, — отозвался Жуга, доставая еду,
«Я бы предпочёл, чтоб ты погодил с трапезой», — понаблюдав за ним, сказал Единорог.
— Почему?
«Я пришёл говорить».
— Да бога ради. Можешь говорить, мне не мешает, — пожал плечами Жуга. Привычно забрался на стол, угнездил на коленях тарелку. — Я могу одновременно есть и слушать. Я же не ушами ем. — Он переломил лепёшку, протянул Единорогу: — Хочешь хлеба?
«Не хочу».
— Зря: эльфы делали хороший хлеб. Если это, конечно, хлеб. Так... Ну, я тогда не знаю. Если хочешь, можешь объесть вот эти веточки. Листья очень даже съедобны. Похожи на капусту, только пахнут как...
«Лис!»
Травник поднял голову и перестал жевать:
— Да?
«Я прошу тебя быть серьёзным».
Жуга опустил чашку и некоторое время молча ковырялся в ней ложкой. Потом отставил в сторону.
— Послушай, Вэйхатил, — проговорил он. В голосе травника сквозили усталость и плохо скрываемое раздражение. — Я сижу здесь, как селёдка в бочке, уже бог знает сколько недель и месяцев, И готов поспорить — ты мог прийти ко мне в любое время. Но ты не приходил. А теперь являешься и требуешь, чтоб я сейчас же, сию минуту выслушал тебя и был серьёзен. Знаешь что?
«Что?»
— Пошёл ты, вот что! Думаю, нет такого дела, которое не могло бы подождать ещё чуть-чуть после стольких месяцев.
