В глазах Михэля отразилось удовлетворение. Во взорах всех прочих — облегчение.
— Четыреста пятьдесят восьмая страница, — промурлыкал Михэль.
«Хорошо, что это не учебник», — подумала Ива, глядя, как Бэррин открывает том меньше чем на половине его толщины.
— Но… здесь же ничего нельзя понять! — возмутился тем временем Синекрылый, — Что это вообще за язык?
— О да! Вы же не знаете… — В выражение покаяния, появившееся на лице книготорговца, совершенно не верилось, — Позвольте я вам помогу…
Он сделал пару шагов навстречу.
— Вот смотрите… Хэррэ маэр вицар ла…
Дрогнули тени по углам, дыхание сбилось, и Калли дернулся вперед:
— Златко, нет!!!
Сердце Ивы знакомо и отчаянно сжалось. Темные силы!
Глаза Михэля нехорошо полыхнули красным.
Ощущение было, как от залпом выпитого вина. Голова кружилась, а в теле чувствовалась некоторая неуверенность. А еще было полное непонимание, с чего вдруг такое состояние. Травница попыталась прийти в себя. Для начала открыть глаза и… подняться. Да, подняться. Почему она лежит? Что вообще произошло?
Девушка тряхнула головой и попробовала разлепить веки. Отчего-то сделать это оказалось невероятно трудно. Спиной чародейка чувствовала, что лежит на чем-то очень жестком. Наконец знахарка смогла открыть глаза и мутным взором оглядеться. Обстановка была незнакомой, но чувства опасности не вызывала. Больше всего она напоминала интерьер обычной жилой комнаты, спальни к примеру.
«Гоблин, голова-то как болит! Как же это я так…»
Девушка, постанывая и ругаясь сквозь зубы, села. Сделать это оказалось трудно еще и из-за длинного, слишком зауженного, на вкус Ивы, платья. «Так, стоп, я такие не ношу. И цвет еще какой ужасный». Цвет был сизо-синий. Такие категорически не шли светловолосой и кареглазой знахарке. Слишком тусклый. Да и… столь далекий от любимых ею восточнолесских мотивов. Платье вообще не предоставляло особой свободы движений. Узкое, начинающее более-менее расширяться только чуть выше колена, с заниженной талией, квадратным вырезом. А также, несмотря на внешнюю простоту фасона, оно было из дорогой гладкой и матово-блестящей ткани. Более всего поразили Иву рукава. Слишком широкие и длинные, они явно не соответствовали статусу студентки Магического Университета и травницы. Учитывая род ее деятельности, они не только перепачкаются в зельях и порошках, но и подпалятся от любой, даже тренировочной, магии.
«Какого гоблина я так обрядилась? — запаниковала знахарка, нутром чуя неладное. Мысли, а самое главное, воспоминания никак не удавалось привести в порядок, — Маскарад, что ли? А где были мои глаза, когда я выбирала этот цвет?! И как Калли позволил мне его надеть?!»
Покачиваясь и подбирая жутко неудобное платье, Ива поднялась и огляделась еще раз, продолжая размышлять.
«А вот девушке он вполне идет», — мысли относились к молодой женщине, что стояла напротив знахарки. Ее платье, судя по всему, было полной копией наряда юной чародейки. Только сидело оно на ней будто вторая кожа. Подчеркивало стройную фигуру с покатыми бедрами и небольшой грудью. Серые глаза, бледноватая кожа и темно-русые волосы от матово-сизо-синего казались подсвеченными изнутри, придавая облику девушки оттенок отчужденности и благородства, что так любят воспевать менестрели. Серебро украшений довершало образ, изящный и, как ни странно, властный. Именно властность проглядывала и в странного разреза глазах. Их внешние уголки были будто опущены вниз, а веки над ними казались слишком тяжелыми. Короткие, не особо темные, но пушистые ресницы дополняли это впечатление. Ива была уверена, что уже видела такой тип внешности. И эти губы — верхняя не меньше чем нижняя и чуть выступает — тоже, безусловно, видела. Но где?
Однако молчание неприлично затягивалось. Травница взялась пальцами за платье и немного неуверенно сделала реверанс. За год при Университете, да еще при друзьях, в данном случае Калли и Златко, которые периодически пытались привить деревенской знахарке манеры, более подобающие молодой магичке, ей волей-неволей удалось приобрести некоторые знания об этикете и подобающем в приличном обществе поведении. «Может, мы на каком мероприятии, где положено носить такие наряды?»
Женщина напротив повторила движение. И именно это заставило чародейку почувствовать подвох. Незнакомка выглядела так, что ее реверанс должен бы быть отточен до совершенства. У нее же он вышел неуклюжим и неуверенным, как у самой Ивы.
И в этот момент травница в ужасе поняла, что смотрит в зеркало. Эта сероглазая шатенка в сине-сизом платье была ею. Это просто не поддавалось осознанию. Травница начала отчаянно щупать себя за лицо, волосы, плечи, бедра и даже грудь, пытаясь понять, действительно ли ее глаза видят то, что есть на самом деле. Женщина в зеркале проделывала то же. И на лице у нее отразился священный ужас. Знахарке отчаянно захотелось вновь упасть в обморок. Может, тогда все вернется на свои места? Мысли метались из стороны в сторону, не выдавая никакой разумной идеи, хоть как-то объясняющей произошедшую смену облика. И хуже всего, знахарка не представляла, как выбраться из этой ситуации. От того, чтобы сесть на пол и заплакать, Иву удерживало только неверие в то, что это все-таки происходит на самом деле.
— Анастасия… — В комнату без стука вошла другая девушка. Внешне неуловимо похожая на ту, в которую сейчас обратилась травница. Хотя почему неуловимо? Те же темно-русые волосы, этот необычный разрез глаз. Только миловидней и губки пухленькие, — Ты чего до сих пор тут? Обед уже накрыли. Отец уже во… сердится. Есть, наверное, очень хочет. Так что поторопись… ладно?
При внешней бодрости, даже некоторой грубоватости что-то в ее голосе настораживало. Это чувство подтвердилось, когда девушка, закончив говорить, бросила на Иву невольный сочувственный взгляд. Замаскированный, но вполне читаемый. Похоже, незнакомка отчаянно пыталась сделать вид и вести себя так, будто все в порядке. Обычно такое происходит, когда что-то все-таки произошло. Что-то очень и очень страшное. Горе. Как правило, именно так.
Невольно отметив все это, Ива тем не менее запаниковала еще больше. Что ей делать? Как себя вести? Но гут ее тело само повернулось в сторону заглянувшей к ней в комнату девушки.
— Уже спускаюсь, Марина, — произнес четкий, хорошо поставленный женский голос. Таким строго-вежли-ио-благожелательным тоном надо отдавать указания слугам на правах хозяйки, — Передай батюшке, что я уже спускаюсь.
— Не-э-э, давай вместе пойдем, — заныла вторая.
Ответом ей было молчание. Ива не могла видеть, но ей казалось, что она вполне представляет, какое выражение сейчас у той, в чьем теле травница сейчас находилась. Оно было такое… с ним не поспоришь. Вот и младшая — разница в возрасте вполне ощущалась, правда, не по отношению к Иве, а к Анастасии — повздыхала, бросила на сестру (это же сестра, не так ли?) несколько скорбных взглядов, но в конце концов сдалась и вышла из комнаты.
