— Она уродлива, — сказал мужчина, но Конан расслышал ложь в его словах — под маской этот человек чуть ли не облизывал губы. — Скорее всего, это вообще не человеческие существа, а какой-то вид пустынных обезьян.
— Я так не думаю, — сказала женщина, усмехнувшись. — И даже не думай меня обманывать. Ты испытываешь к ней вожделение, я в этом тебя не виню. Наша бледная порода не может предложить такого зрелого, полного жизни тела. — Она посмотрела на Конана. «Этот дикарь, наверное, силен как бык», — мелькнула у ней мысль. Затем она резко повернулась к мужчине в маске. — Но сейчас их не трогай! Они мои, и делать я с ними буду то, что захочу!
Мужчина поклонился с плохо скрытой враждебностью:
— Я никогда не буду противиться твоим желаниям, Омия.
— То-то же. Теперь ступай. Об этом поговорим позже.
Мужчина неохотно развернулся и вышел. Женщина проводила его взглядом, улыбаясь. Затем она села на подушки прямо перед пленниками. Если бы руки их не были связаны, они легко бы убили ее.
Конан подумал, понимает ли она, что он без особых усилий может убить ее ударом ноги. Конечно, он останется прикованным к полу. Она, без сомнения, учла это.
— Моим гостям нужно подкрепиться, — сказала Омия.
Через несколько секунд четыре рабыни присели перед Конаном и Акилой. Две держали чашки, а другие две по подносу с лакомствами. Акила отвернула голову, но Конан сказал ей:
— Ешь. Сила нужна.
Неохотно она отхлебнула из чашки, поданной рабыней, затем откусила кусочек пирожного, поднесенного ей ко рту другой рабыней. Конан сделал то же самое. Вино он нашел вполне сносным, хотя оно и имело горький привкус. Пища казалась пресной, почти безвкусной и по консистенции напоминала грибы.
— Так-то лучше, — произнесла их стражница. Она повернулась к Акиле: — И что искали здесь ваши друзья?
Акила пожала широкими плечами:
— Они сказали, что ищут сокровища, оставленные в этом городе тысячи лет назад. Теперь я в их словах не уверена.
Омия засмеялась и захлопала в ладоши:
— Сокровища! Действительно, сокровищ у нас более чем достаточно! У нас даже есть нечто получше!
— Что это за место? — спросила Акила. — Как люди могут жить под землей, будто муравьи, никогда не видя солнца?
Лицо женщины в маске исказилось, и прут оставил на щеке царицы красную полосу.
— Здесь вопросы задаю я! — Глаза Омии глядели с почти безумной яростью. Затем вдруг в ней снова произошла быстрая перемена настроения, и она нежно погладила рукой кожу, на которой оставила отметину. — Тебе в первую очередь следует понимать, какое зло несет солнце. — Она снова сделала загадочный жест. — Я вижу следы его воздействия на всем твоем теле. Давно, очень давно мы бежали от этого зла. Теперь ты должна оставаться с нами внизу. Вам самим будет лучше, если только окажетесь подходящими.
— Что ты имеешь в виду? — спросила Акила, но тут же поморщилась, когда хлыст ударил по другой щеке.
— Ты плохо понимаешь? — Омия встала. — Твой товарищ знает, когда надо молчать. Может быть, внешность ваша и не обманывает, вы и есть на самом деле пара безмозглых зверей. — Она снова одарила их теплой улыбкой. — Но я не согласна с Аббадом. Я считаю, что вы оба очень красивы.
Она хлопнула в ладоши:
— Стража! — В помещение вошли вооруженные мужчины и женщины. — Отведите их в загон. Пусть их помоют и привяжут.
Цепи отсоединили от колец в полу, и Конан с Акилой вышли из помещения. Женщины вели их за цепь, будто собак на поводке. Сзади их подгоняли копьями.
По старой привычке Конан разглядывал оружие. Он хотел точно знать, что хватать, если представиться возможность бежать. Кроме копий, у некоторых были мечи и кинжалы. Несколько человек имели при себе короткие топорики с легкими изогнутыми полумесяцем лезвиями. Топорики эти казались Конану необычно знакомыми. Затем вдруг его внимание привлек короткий меч, висевший на поясе у женщины, которая держала цепь киммерийца. Меч висел так, что рукоять торчала как раз над правым бедром, а клинок в ножнах, длиной дюймов двадцать, наклонно проходил поперек ягодиц. По характерной форме ручки киммериец определил, что это стигийское оружие. Еще одним доказательством служило то, что ножны были украшены стигийскими иероглифами.
Пройдя немного по главному коридору, они подошли к тяжелым дверям, по обеим сторонам которых стояли стражники. Двери открыли, и за ними оказался туннель с низким потолком, пленников затолкали в него. Туннель не имел абсолютно никаких украшений, и грубые следы, оставленные инструментами, говорили, что вырублен он в твердой скале. Свет давали все те же медные трубки, которые горели лишь немного ярче свечей. Из зарешеченных отверстий у пола со свистом поступал свежий воздух.
Они прошли сквозь низкие двери, и там, куда они вышли, киммериец увидел людей обоего пола, прикованных цепями к стене. Почти у всех волосы были коротко острижены.
— Здесь наказывают непослушных рабов, — сказал Конан.
Их отвели в зал, где из стены лилась вода, которая наполняла широкий бассейн, переливалась через край и стекала в отверстие в полу. Воздух в зале имел тяжелый, влажный, густой запах.
— Туда! — крикнул стражник.
Это было первое слово, которое они услышали от странных воинов. Чьи-то руки сняли с пленников остатки одежды. Конан и Акила вошли в бассейн, и рабы с кувшинами и щетками знаками дали понять, что им надо опуститься в воду.
— Могу поклясться, что, судя по запаху, это речная вода, — произнес Конан, прежде чем погрузиться в бассейн.
— Встать, — сказал один из стражников, когда пленники вынырнули, чтобы глотнуть воздуха. Они подчинились. Вода доходила им до середины бедра. Рабы вошли в бассейн и полили головы и тела пленников душистым маслом, затем щетками взбили это масло так, что образовалась пена. Акила стиснула зубы, пытаясь перенести прикосновение щеток к своей чувствительной коже.
— Полегче там, — сказал Конан, — она обгорела.
Рабыня, которая терла Акилу, кивнула и взяла вместо щетки тряпочку. По крайней мере, заключил он, рабы понимают их, хотя и не хотят или не могут говорить.
Тщательно вымытые, они вылезли из бассейна, и их вытерли грубыми полотенцами, затем повели глубже в эту тюрьму. Они прошли помещение, где к стене были прикованы три женщины, карлик и Ки-Де. При виде своей царицы женщины и карлик бросились к ней настолько, насколько позволяли им их оковы, обрадованные тем, что она жива. Гирканиец остался мрачным.
Когда Акила говорила, подбадривая их, Конан не мог сдержать улыбки. Раздетые, отмытые от краски дикие воительницы оказались вполне симпатичными молодыми женщинами, хотя и не обладали мягкими очертаниями своих цивилизованных сестер.
