– Обратись к магу.
– Какая ты нетерпеливая… Позволь мне все-таки закончить. Маги не всесильны. Стрела была отравлена и заговорена… редкое сочетание. Мне осталось несколько часов. Потом я просто умру.
– Я должна расплакаться от жалости?
– Нет, плакать не стоит, – впервые улыбнулся он, – слезы Ищущей вряд ли помогут моему народу. Почему ты так противишься?
– Я должна взвизгнуть от восторга и с разбегу прыгнуть в твою постель?
Он коротко засмеялся.
– Визжать необязательно.
Лена смотрела в холодную синеву и чувствовала, что начинает свирепеть. Еще чуть-чуть – и она начнет швыряться мебелью… потому что больше ничего в комнате не было. Эти наглые красивые самцы свято уверены, что им достаточно только пальцем поманить или придумать красивый мотив… Судьбы народа, понимаешь ли, решаются…
– Не припомню случая, чтобы вследствие смерти одного человека, пускай даже владыки, погибал целый народ.
– Не сразу. И не непосредственно. Но смерть одного часто приводит к смерти многих. А эльфы – немногочисленный народ.
– Мне есть дело до эльфов?
– Никакого, – легко согласился он. – Однако я не уверен, что тебя не будет мучить мысль, что ты стала причиной гибели народа, пусть и совершенно тебе чуждого. Как только мелькнет у тебя в голове: а ведь я могла бы их спасти…
– Ты уверен, что мелькнет?
– Нет, – признал он. – Люди редко вспоминают эльфов. Почему вы так не любите тех, кто хоть в чем-то вас превосходит?
– Философский вопрос? «Вы» – в данном случае понятие общее, надо полагать? Ну а общо это как раз очень легко. Человек всегда, осознанно или нет, стремится к лучшему, хочет быть умнее, красивее, богаче, моложе, что вызывает зависть к тому, кто обладает этими качествами. Если бы имелась некая раса, превосходящая эльфов, то «вы» относилось бы не к нам, а к вам.
– Такая раса есть, – пожал плечами эльф, – но мы не завистливы. По крайней мере, я не замечал в своем народе стремления стереть с лица земли эту расу. Светлая, беседа с тобой доставляет мне истинное удовольствие, но у меня действительно очень мало времени. Ты хочешь, чтобы я умер?
– Не хочу. А ты хочешь, чтобы я ложилась в постель с любым умирающим? Боюсь, мне тогда и вставать не придется.
На секунду он опустил глаза.
– Прости, Светлая, но я вынужден…
– Конечно, ты со мной справишься…
Он так удивился, что Лена замолчала, хотя страстный монолог так и рвался с языка.
– Светлая, ты разве не знаешь? Твою силу нельзя отнять. Ею распоряжаешься только ты, и только ты можешь ее дать. К тому же я не имею привычки насиловать женщин. У меня нет выбора…
– Выбор есть всегда, – выпалила Лена вычитанную неведомо где и неведомо когда гениальную мысль человека, никогда не попадавшего в безвыходные ситуации. Эльф не возразил.
– Есть. Либо умереть, либо прожить еще какое-то время. Как ты думаешь, что я выберу?
– Но если силу нельзя отнять, на что ты рассчитываешь? Уговаривать меня всю ночь?
– Я не доживу до утра, Светлая. Я рассчитываю на твое благоразумие. На твой выбор.
Он подошел к окну и поманил Лену. Она подошла почти против воли. Окно выходило на большую поляну. Было похоже на кадры голливудского фильма: неровный, но яркий свет костров, поголовно высокие и поголовно красивые мужчины, занятые какими-то своими делами. Кто кивер чистил весь избитый, кто штык точил, ворча сердито… К двум деревьям были привязаны голые по пояс шут и Маркус. Шагах в двадцати веселилась группа эльфов. Потом один медленно поднял лук, тщательно прицелился и спустил тетиву. Стрела вонзилась в дерево десяти сантиметрах от головы Маркуса. Эльфы захохотали, место стрелка занял другой, тоже тщательно прицелился… Шут дернул головой: стрела царапнула ему шею, капелька крови медленно потекла вниз. Стрелка, что называется, освистали. Потом его место занял третий… четвертый…
Эльф оттеснил ее от окна.
– У тебя тоже есть выбор, Светлая, – сказал он. – Ты свободна, можешь уйти хоть сейчас, хоть завтра, хоть через неделю. Ты получишь необходимые припасы, одежду, обувь… если захочешь, коня. С тобой будут обращаться почтительно даже после моей смерти, даже если через какое-то время ты снова зайдешь сюда. Но если ты уйдешь, они останутся. Сначала будут учиться стрелять юноши. Потом подростки. Потом дети. Если же ты останешься, то завтра вы уйдете вместе, получив все необходимое для дороги.
Лена оцепенела. Выход есть всегда. Уйти – и оставить. Остаться – и уйти. И цена, наверное, невелика. Кто-то и не задумался бы. Эльф прошелся по комнате, переставил кресло и посмотрел на нее.
– Я знал, что ты согласишься, – кивнул он, хотя Лена молчала. На нее накатил самый настоящий ступор: ни движений, ни мыслей, ни чувств. Пустота. Эльф присел на легкое креслице, чтобы стащить сапоги, расстегнул куртку, стянул через голову белоснежную рубашку, снял штаны и бросил их на пол. Лена не шевелилась. Понял, что ждать от нее каких-то действий бессмысленно, эльф приблизился и так же спокойно и равнодушно начал расстегивать пуговицы на ее платье, развязал пояс, снял с нее платье по-мужски – через ноги. Лена тупо смотрела прямо перед собой. Перед глазами была его шея, белая, как и лицо, с белой же цепочкой затейливого плетения. Что висело на цепочке, Лена не видела: надо было опустить глаза, а ни сил, ни желания делать это не было. Он покачал головой, присел перед ней на корточки, чтобы снять с нее шедевр обувного искусства Маркуса. Наверное, ему не доводилось видеть Светлых в лаптях. Нечесаных, плохо вымытых и с разбитыми коленками.
Выпрямившись, он поднял пальцем ее подбородок, и Лена, вспомнив вычитанный в каком-то детективе прием, уставилась ему между бровей. Он хмыкнул, легко подхватил ее на руки и отнес к постели.
Лена надеялась, что дальше все будет так же просто и по-деловому: трахнул быстренько, получил свою подпитку и успокоился. Напрасно надеялась. Сама же цитировала: надежда – глупое слово.
Эльф был нежным и точно знал, что нужно женскому телу. Лена невольно вздрагивала, ненавидя себя за то, что тело ее предает, поддаваясь ласкам. Чтобы не видеть холодной синевы, она не просто закрыла глаза, а крепко зажмурилась, а ему это и не мешало. У него были холодные мягкие губы и ледяные ласковые пальцы. Холодным было колено, которым он раздвигал Лене ноги, холодным – торс, все его вдруг потяжелевшее тело, и… и… весь он был холодный.
Это было совсем не так, как с шутом. Никакого океана. Зато похоже на то, что рассказывали девчонки. Лене было стыдно за то, что ей хорошо, что по телу растекаются мягкие волны… Она чувствовала все, каждое движение эльфа, каждое касание его губ, что-то ритмично задевало ей шею и грудь – наверное, то, что висело на затейливой цепочке… Тело эльфа стало теплым, а когда оно вдруг напряглось и сразу расслабилось – горячим, и тут Лене самой стало жарко и как-то невероятно хорошо, и она, кажется, то ли ахнула, то ли вскрикнула…
