За пять лет, проведенных в доме Вэй Цясэна, Мэй превратилась в девушку, прелестную, как едва распустившийся цветок белой хризантемы. Ее лицо можно было вышивать на знаменах — и воины с радостью бы пошли на смертный бой, будь у них такое знамя. И хотя Мэй почти не покидала внутренних покоев, пребывая там со своей наставницей Гуан, разговоры о ее красоте звучали в Западном Хэ непрестанно. Однажды, когда Мэй сидела в кабинете и старательно переписывала стихотворение древнего поэта До Фо полууставным письмом, послышался голос господина Цясэна. Он звал Мэй.
Мэй отложила кисть и направилась в передние покои дома. Там на дневном ложе[19] лежал господин Пясэн в легком халате и обмахивался веером так, что его распущенные волосы взлетали, как крылья сказочных драконов. Рядом на куче плоских подушек примостилась Гуан, потягивающая холодный чай с имбирем. Стоял жаркий месяц Страстного Пиона. Мэй поклонилась.
— Милая, — сказала Гуан, — господин Цясэн хочет тебе кое-что сказать. Присядь.
Мэй села на подушки и замерла.
— Мэй, — заговорил Цясэн, откладывая веер, — я не стану ходить вокруг да около. Слухами о твоей красоте наполнен весь город. Я устал выпроваживать из своего учреждения свах — как казенных, так и самодеятельных. Но сегодня утром ко мне на службу явился сам — кто бы вы думали? — князь-наместник Сун Третий!
— Ох, — вздохнула Гуан и покачала головой.
— Суну Третьему двадцать восемь лет, в его усадьбе живут пять жен и две дюжины наложниц и наложников, воюющих между собой, как племена кровожадных кочевников. Я знаю, что Сун Третий неукротимо распутен, но я также знаю, что он мстителен и злопамятен, как раненая лисица. Сун Третий потребовал, чтобы я отдал ему в жены тебя, Мэй; по его словам, именно такого цветка не хватает в его саду плотских утех. Его самонадеянность не знает границ: он заявил мне, что в случае отказа ему не составит труда превратить в ад мою жизнь и жизнь моих домочадцев.
— Ох, — снова вздохнула Гуан.
— Я вынужден был попросить у него — время на размышление. Признаюсь, никогда я не чувствовал себя столь униженным. Этот распутник, казнокрад, Растратчик, притеснитель бедняков обещал мне тысячи бедствий, как будто сам был праведником-небожителем! О Мэй, не плачь. Видит Небесная Канцелярия, я не хочу, чтобы ты вошла в дом этого негодяя шестой женой, ты достойна лучшего жениха и мужа. Но что же мне делать? Откажи я Суну Третьему — он взбесится и натворит нам пакостей. Цясэн смотрел на Мэй долгим взглядом, и у той запылали щеки. Во рту стало сухо, девочке на миг показалось, будто на ней совсем нет одежды...
— Выход лишь один, мой господин, — сказала Гуан, — Если, конечно, вы и впрямь не хотите отдавать Мэй развратному Суну. Хватит с него и пяти жен!
— Что же за выход? — Цясэн разговаривал с Гуан, но не отрывал взгляда от Мэй.
— Возьмите ее в жены вы, мой господин, — сказала Гуан твердо.
Ненадолго воцарилось молчание. Мэй показалось, что она вообще не понимает, о чем говорят ее покровители. Затем Цясэн спросил:
— Гуан, милая, а ты уверена, что мне следует поступить именно так?
— Да, — кивнула Гуан. — Я говорю от сердца, во мне нет ревности, и если Мэй с вами, мой господин, будет так же сладко и покойно, как и мне, — чего же еще желать? Есть лишь одно обстоятельство, смущающее меня, но о нем я не могу говорить. И хотела бы, да не могу!
Теперь Цясэн смотрел на Гуан. Потом он прошептал:
— Происхождение этой девочки странно и загадочно. Не эту ли тайну ты хранишь, моя любимая? Мэй — высокородная, да?
Гуан кивнула.
— Но я не посмею сказать больше, — тут же добавила она.
— Ты немного пугаешь меня, — помолчав, сказал Цясэн. — Если она слишком высокородна для моего положения, как я осмелюсь на ней жениться? В Небесной Канцелярии это сочтут преступлением!
— Куда большим преступлением станет отдать Мэй в дом князю Суну! — горячо прошептала Гуан. — Я поклялась оберегать эту девочку от всякого зла, моя душа в ответе за нее! Став ее супругом, вы тоже будете ее беречь и защищать. Может быть, этому следует свершиться. Откажите князю Суну Третьему под тем предлогом, что вы уже обладали Мэй как женою и она понесла от вас.
— Гуан...
— Иначе он не отвяжется, — решительно сказала Гуан. — Он будет настаивать и мстить. А подпорченный товар ему уже не покажется столь вожделенным.
— Гуан, дорогая, ты сейчас говоришь...
— Как певичка, знаю. Простите, мой дорогой супруг. Я забылась. Но ведь для вас главное — отказать Суну Третьему и не вызвать его бешенства, верно?
— Да.
— Тогда так и сделайте. А я с Мэй в ближайший благоприятный день отправлюсь в храм Терпящих Бедствие, принесу жертвы и моления. И спрошу гадателя о том, угоден ли Небесной Канцелярии ваш брак с Мэй.
— А теперь ты говоришь как мудрейшая из женщин, милая Гуан! — восхитился Цясэн. — Скажи, ты действительно хочешь, чтобы Мэй стала моей женой? Ты не станешь ревновать, злиться, ненавидеть?
— Я сама отведу ее на ложе нежности, — сказала Гуан. — У вас большое сердце, мой господин. Его хватит и на Мэй и на меня. Мэй слушала этот разговор в каком-то сладком оцепенении. Сначала ее охватил трепет при одной ысли, что ее выдадут замуж за какого-то князя и ей придется покинуть дорогую наставницу Гуан. Но потом решение переменилось, и Мэй уже молила Небеса, чтоб Цясэн сделал ее своей второй женой. Ей так не хотелось покидать этот дом, эти сады и павильоны, где она в обществе Гуан и свитков древних поэтов провела столько прекрасных часов! Ей не хотелось покидать кабинет с привычной сердцу тушечницей, яшмовой вазой с кистями и свитками испещренной иероглифами бумаги! О, что плохого в том, что она станет женой Цясэна?! Он ведь красив, и он муж ее самой дорогой подруги! Почему какая-то Небесная Канцелярия может воспротивиться такому браку? Из-за того, что она, Мэй, — принцесса?! Но какой прок быть принцессой, если жизнь твоя в один миг может обратиться в чудовищный сон...
— Мэй! — окликнула ее Гуан. — Подойди ко мне, дорогая.
Мэй повиновалась. Гуан взяла ее за руку и ласково поцеловала.
— Мэй, хочешь ли ты стать второй женой господина Цясэна?
Девочка кивнула.
— Осталось только выбрать благоприятный день, заключила Гуан.
... О том, что случилось дальше, вам станет известно из следующей главы, о мой неутомленный читатель!
Глава двенадцатая
ХРАМ ТЕРПЯЩИХ БЕДСТВИЕ
Я стала твоей молодой женой,
Твоею второй женой.
Я слышу, как плачет зима за стеной,
Как море шумит волной.
О мой господин, не дари мне нефрит,
И жемчуг мне не дари!
Я вижу, что кровью закат горит,
Я вижу печаль зари.
О мой господин, ты уйдешь в поход,
Уйдешь в бессмертья края...
И, в доме твоем каждый день, как год.
Мы плачем — она и я.
Она удавилась своей косой,
Я выпила яд до дна.
Была я второю твоею женой,
Но первой была она.
Могущество и смелость господина Вэй Цясэна были крепки и непреложны, как нефритовые страницы Свода Законов Яшмовой Империи. Ибо не будь у господина Цясэна упомянутых качеств, разве осмелился бы он воспротивиться самому князю-наместнику Суну Третьему, да еще в таком щепетильном деле, как женитьба и обладание юной красавицей Мэй?! Когда Сун Третий явился к Цясэну за ответом, тот разыграл целое представление перед сластолюбивым князьком. Цясэн покаянно сообщил князю, что давно и втайне от своей жены Гуан предается любовным утехам с Мэй и, как недавно обнаружилось, Мэй от него понесла. Право, Цясэн никогда бы не осмелился отдать в жены высокородному князю испорченную девушку, к тому же беременную! Сун Третий вскипел, как чан с конопляным маслом, поименовал Вэй Цясэна ненасытным развратником (Цясэн это стерпел, внутренне не переставая усмехаться — уж чья бы собака лаяла, да только не Суна Третьего!)... Но, слава Небесной Канцелярии, разошлись они почти полюбовно. Цясэн передал в дом Суна Третьего повозку подарков: свертки шелков, камчи, сукна, золотые и серебряные украшения, плитки самого дорогого чаю, тридцать кувшинов выдержанного шансинского вина и даже садок с ручными бабочками, и князь, жадный до подношений, вроде бы утешился. Во всяком случае, теперь у него для утешения имелось достаточно выпивки — с тридцатью кувшинами шансинского можно кутить аж до самого месяца Теплой Циновки!
