Эмил читал, что раньше, до катастрофы, керов – духов смерти – было много, за свои способности видеть будущее они очень ценились демонами. А потом, после победы людей и ангелов, все они куда-то пропали. «Ушли в прошлое, – думал Эмил. – В те времена, когда их боялись и почитали. Остался только этот…»
– Где твой отец, Эмил? – услышал он вдруг скрипучий голос Хорхеуса и вздрогнул.
– Умер. Давно, – нехотя ответил колдун.
– Нет! – Кер закрутил головой, вытягивая тонкую шею. – Я говорю о твоем настоящем отце. Ведь он был демоном?
– Нет, – возразил Эмил, начиная раздражаться от неуместных вопросов. – Он был полудемоном, таким же, как я.
– А я знаю, где он, – Хорхеус приподнялся, стараясь вытянуть шею поближе к уху колдуна. – Я его видел.
– Ничего ты не видел. – Эмил снова почувствовал странное стеснение в груди, как было всегда, когда он слышал что-либо о своем отце.
– Видел-видел! – Тварь возбужденно зашевелилась в кресле. – И, если ты отдашь мне своего мальчишку, я расскажу тебе…
– Выживший из ума врун, – лениво сказал Эмил. – Ничего ты не получишь. И вообще, убирайся, ты мне надоел!
– Ты жадный, никуда не годный демон, – заныл Хорхеус. – У тебя здесь столько еды, а ты ни разу не угостил меня. У тебя даже жалкой дохлой крысы не допросишься. Прежний хозяин не был таким жадным. Он никогда…
– Убирайся, – чувствуя, что нудный разговор начинается сначала, Эмил тряхнул спинку кресла. – Давай, выметайся.
Хорхеус уцепился когтями за подлокотники и заголосил:
– Нет, не выгоняй меня! Там так холодно! Знаешь, кто я такой?!!
– Старый болтун, – подняв кресло, Эмил нес его к окну с твердым намерением вышвырнуть из башни надоевшего гостя.
– Нет! Подожди! Я тебе скажу! Я – проводник. Все мы были проводниками. Демона трудно убить, но если он умирал на поверхности, мы относили его тяжелую черную душу вниз. Мы прилетали и за людьми, если при жизни они были подобны демонам.
– Хватит врать, – полудемон почти не слушал бреда, что нес Хорхеус, пытаясь пристроить ножки кресла на подоконник так, чтобы, вытряхивая незваного гостя, не потерять при этом ценную мебель.
– Это правда, правда! – орал кер, размахивая крыльями. – И я видел твоего отца! Видел! Он там, внизу! И ты полетишь прямиком под землю вместе с остальными жадными, никуда не годными демонами. И будешь мучиться та-а-а-а-ам…
Эмил удовлетворенно улыбнулся, выдергивая пустое кресло из оконного проема, потом выглянул наружу. Как там этот? Не разбился? Темный силуэт, напоминающий очертаниями перезрелую грушу с крыльями, тяжело пролетел невдалеке, грозя кулаком и невнятно ругаясь.
– Неприятно тебя разочаровывать, – сказал Эмил, с улыбкой глядя ему вслед. – Но мой отец жив. Мой настоящий отец!
Колдун оттолкнул кресло и стал спускаться с башни. Он прошел уже половину пути, когда вспомнил, зачем поднимался наверх, но возвращаться обратно было лень, и полудемон продолжил свой путь. «Надо будет предупредить Мёдвика, чтобы не ходил один в башню, – подумал Эмил, стряхнув паутину с рубашки и продолжая свой путь. – Мало ли что… Кстати, где он, этот мальчишка?»
В жилой части замка было гораздо светлее, теплее и оживленнее. Здесь не водилось кошмарных темных тварей, никто не клянчил угощения и не пугал муками подземного мира.
По дороге Эмилу несколько раз попался деловитый слуга, старательно чистящий серебряные украшения и таскающий выколоченные ковры. Пару дней назад колдуну показалось, что в замке недостаточно чисто, и он устроил прислуге выговор, после которого все стали гораздо проворнее. Не отвечая на почтительный поклон, молодой хозяин замка прошел в свой рабочий кабинет и здесь увидел Мёдвика. Мальчик спал, сидя за столом, уронив кудрявую голову на руки, в окружении небольших коробочек, свертков и бумажных пакетиков.
Колдун улыбнулся, рассматривая своего юного помощника, вдруг задремавшего среди какой-то очень важной работы, и эта улыбка на его смуглом строгом лице оказалась удивительно мягкой. Бесшумно ступая по ковру, Эмил подошел к мальчику и погладил его по спутанным кудрям. Мёдвик вздрогнул, вскинул голову и захлопал глазами:
– Эмил… я уснул.
– Это я вижу, – сказал полудемон все с той же странной улыбкой. – Ты уже закончил? – он указал на разложенные по столу сверточки, и Мёдвик сразу принял деловитый, сосредоточенный вид.
– Нет еще. Я решил… тут надо все разобрать.
– Ну-ну, – неопределенно отозвался Эмил, который никогда не вникал в хозяйственные дела своего помощника и даже не интересовался, какие таинственные травы хранятся в его коробочках.
Колдун еще раз потрепал мальчишку по мягким кудрям и, не снимая сапог, завалился на кровать. На глаза снова попался старый полог с бледной вышивкой на синем фоне. Месяц с хороводом звезд. В детстве этот рисунок казался прекрасным. Эмил прикрыл глаза, стараясь вызвать волшебное детское воспоминание, и из памяти сразу выплыло – тонкая рука, бережно касающаяся его лба под жесткими непослушными кудрями, тревожные глаза на бледном, чуть утомленном лице, голос певучий, нежный, грустный, умоляющий, уговаривающий его: «Эмил, малыш, сынок, нельзя быть таким, нельзя злиться. Ты же хороший мальчик…» Он зажмурился еще сильнее, вспоминая нежный укор в голосе матери, и человеческая часть души застонала от печали и никогда не проходящей тоски по единственному человеку, который любил его таким, какой он есть…
Волосы она убирала в сетку, и две скрученные серебряные нити с кисточками, пропущенные сквозь ячейки плетеной паутинки над ушами, отбрасывали задорные блики в ее бледно-зеленые глаза… «Эмил, малыш, нельзя быть таким!»…
«Демонское отродье! Злобная тварь! Выродок!» – зазвучал в его голове разъяренный мужской голос, заглушая тихую мольбу первого, и из темноты выступило другое лицо. Благородное, с высокомерно оттопыренной нижней губой. Барон Генрик де Кодье, человек, приемный отец Эмила. Так было всегда. Он никогда не давал спокойно побыть вместе с матерью, даже в мыслях. Обязательно нужно вмешаться!
Колдун снова открыл глаза и равнодушно отвел взгляд – полог – всего лишь бледная вылинявшая тряпка.
В комнате было тихо, только за столом деловито копошился Мёдвик. («Интересно, – лениво подумал Эмил, – почему он Мёдвик? На медвежонка совсем не похож. Может быть, из-за кудрей. Они медовые. Как гречишный мед. Нет, пожалуй, как каштановый…») Из этого конца комнаты доносилось приятное шуршание пакетиков, постукивание коробочек и негромкое бормотание. «Это надо переложить сюда, – тихонько убеждал себя Мёдвик, – …так… а сколько осталось наперстянки? …мало осталось… корень совсем высох». А иногда Эмилу слышалось тихое почмокивание – значит, среди своих запасов мальчишка находил какой-то съедобный кусочек и, чтобы тот не испортился, недолго думая отправлял его в рот.
