Лана Тихомирова - Тау

— Значит ее зовут Святослава, — сказал Тамареск.

— Кого зовут?

— Ее.

— Не нравишься ты мне, брат Тама, — насторожился Гай.

— Все в порядке, просто волнуюсь. Иди, скажи, что я сейчас умоюсь и приду.

Тамареск встал и снова тряхнул головой: ему подозрительно не здоровилось. Он не мог решить, это был ли сон или просто бред.

— Пусть идет, как идет, — сказал он сам себе и через полчаса уже был в холле, прощался с хозяевами.

Все вышли на крыльцо и обнялись, Гай достал порошок и сказал:

— На берег моря Наеко.

Море Наеко катило свои волны, как всегда спокойно.

— Спасибо, что уточнил про берег, — поблагодарил Михас, промочивший ноги в прибое.

— Ну, я же не дурак, — пожал плечами Гай, вымокший до колен.

— Не дурак, — согласился Михас, — но с тебя бы сталось, сказать: "В море Наеко". Порошок все буквально понимает.

Когда все намного пообсохли после приземления в прибой, а буквы были разложены, Михас снова развернул свиток.

— Посланник должен встать в круг, — прочитал он.

— Стой, Михас, — спокойно сказал Тамареск, и подошел к нему, — пока, брат, береги Тауру, чтобы, когда я вернусь, у вас было не менее двенадцати маленьких получеловеков. А если не вернусь, назови одного в мою честь.

— Самого злого, — улыбнулся Михас, у которого по спине мурашки побежали от таких слов друга.

— Разумеется, — Тамареск обнял Михаса и похлопал по спине.

— Родите с Гайне самых красивых Силлиерихов, — обнимая Гая сказал Тамареск.

— Вне зависимости от результата, одного я точно назову Тоеко, — сказал Гай, — Тамареск, Ицка, Таеко — одно и то же имя. Береги себя там: ты вернешься. Ты всегда возвращаешься.

— Таура, заботься о Михасе. Он, в сущности, беспомощный человеческий детеныш, — подмигнул Тамареск Тауре.

— Комрад, храни Тау. Спасибо, что помог нам.

— Да, не очень-то и помог, — улыбнулся Комрад.

— За честь почту знать вас, — первым подал лапу Дракон.

— Аналогично, — сухо попрощался Тамареск.

— Эток, был рад, что ты мой кот, — сказал Тамареск почесывая у Этока за ухом.

— Был рад, что ты мой хозяин, — ответил кот, тревожно глядя на Тамареска.

Несмотря на все шуточки, на то, что слез не было, что Тамареск держался молодцом, не показывал своего страха и утяжелявшегося предчувствия, прощание прошло напряженно.

Тамреск встал в круг.

— Я готов.

— О, великая, — взвыл Михас, — имя… Что значит, "О, великая, (имя)"?

— Святослава, — тихо сказал Тамареск.

— О, великая Святослава, позволь открыть дверь к тебе. Впусти в свой мир нашего посланца!

Ничего не происходило какое-то время. Тамареск ничего не чувствовал. Как вдруг его что-то сильно толкнуло в грудь, выбило из круга: он далеко пролетел и упал в воду, где была приличная глубина. Дыхание его сбилось, он начал захлебываться, не мог сообразить, где дно, а где поверхность. Чьи-то руки потащили его наверх. Это были Михас и Гай.

— Смотрите, смотрите, — кричала Таура с берега, все обернулись. В центре круга растягивался и исчезал Комрад, лицо его было полно ужаса.

— Вот это здрассьте вам, — резюмировал Гай, когда они выбрались на берег, — вот как надо уходить в мир иной, учись, Тама!

Я спала. Спала сладкими снами. Видимо, с "перечитки" мне снился Тау. Как будто я птица и летаю над Тау и любуюсь им.

— Святослава, — кто-то позвал меня, я обернулась и увидела, что на берегу моря, в круге из букв, в которых я узнала свое имя, стоял какой-то странный субьект.

Я понимала, что он ардог, но уж больно он был запущенный: мятый грязный свитер, отросшие патлы, борода. Леший одним словом. Только глаза его были какими-то обреченными, как будто он знал, что никогда уже не вернется туда, откуда уходит.

— О, Великая, Святослава, — взвыл какой-то полнотелый человек со свитком в руках. Он мог бы сойти за миловидного, но его ужасно портил его нос с тонкими, причудливо изогнутыми ноздрями. Да и почти синие глаза его в сочетании с темными кудрявыми волосами меня пугали. Козлиная бородка вообще внушала отвращение.

Рядом с ним стояла миниатюрная полная ардожка, симпатичная на мой взгляд, но более ничем не примечательная. Тайком утирал слезу стоявший рядом с ней тощий, как жердь Силлиерих, невиданного роста. Парень был по своему красив: ни сероватая кожа, ни тем более желтые круглые глаза его не портили. Но пухловатые щеки и губы как-то размывали лицо: оно было не собранным, странным, каким-то по-настоящему размытым.

— Позволь открыть дверь к тебе. Впусти в свой мир нашего посланца, — завывал как мартовский кот в водостоке кудрявый здоровяк.

Посланец, это Леший, что ли? Жаль, у него такой непритязателный вид и обреченные глаза.

Но что это?! Вдруг я увидела, того, кого, можно сказать, слепила из того, что было, и полюбила сильно, раз и навсегда. Вот он — Комрад. Почему не он посланец? Это надо исправить. Мне так захотелось, чтобы он был посланцем, что внезапно "Лешего" выбило из круга, он улетел далеко в море. Здоровяк и расплывчатый бросились за ним. Комрад же по воздуху переместился в круг, стал растягиваться в дилнну, истончаться, пока не исчез.

И тут на меня что-то со всего размаху упало.

Я мгновенно проснулась. На меня смотрел полными ужаса глазами Комрад. Я смотрела на него. Он лежал на мне, я лежала под ним, мы пялились друг на друга и не могли сообразить, что происходит. Наконец, он аккуратно слез с меня, сел рядом и начал таращиться. Терпеть не могу, когда на меня так смотрят. С другой стороны, что нам еще оставалось? Спрашивать: "А вы кто?" глупо. Я знаю, кто он, а кто я такая, ему это все равно ничего не скажет. Тем более, что его появление не невероятно, оно просто невозможно.

— Кто вы? — спросил Комрад.

— Святослава, — ответила я, отметив, что он разговаривает по-русски, но с легким акцентом, как-то нелепо, но мило растягивая слова.

— Значит, я не в Ватпандалле? — огорченно спросил он.

— Вы в Москве, это круче Ватпандаллы, — ответила я.

— Москва — это посмертное место бытия Богов? — спросил он.

— Нет. Москва это город, просто город.

— Но этого не может быть! — в ужасе сказал рыцарь.

— Чего именно не может быть? Того что Москва это город? Хотя ты прав, Москва уже давно не город, это мегагород, — внезапно я ударилась в пространные рассуждения.