— И зачем ты это сейчас рассказываешь?
— А вот ты представь: создаем мы установку. Открывается канал, оттуда сплошным потоком прут инженерные машины, войска, бизнесмены, проповедники всевозможных сект, а в обратном направлении спешно монтируют нитку нефтепровода. Нам с тобой дают по медальке, а может, даже по ордену, говорят пафосные слова, отечески хлопают по плечам. И на этом все. Все — это в смысле: ничего больше нам не дадут. Сделали свое дело, так что гуляйте смело. И вот тут мы выставляем на рынок два патентованных средства: для эпиляции и для лечения облысения. Успех будет ошеломляющий. Это же миллиарды потенциальных клиентов, и весь рынок наш. Производители бритв и париков разоряются мгновенно. Или, как вариант, заплатят нам громадные отступные. Мы покупаем остров, тот, где встретились, и нам с тобой туда возят на вертолете стриптизеров и театральные труппы. Представляешь, какая жизнь настанет?
Нью тактично выждала паузу и участливо предложила:
— Дан, тебе надо поспать. Обязательно надо. Очень надо.
— Ага… и к доктору, который мозги прочищает, не помешает — знаю это…
— С ногой, похоже, совсем все плохо. Жаль, что я не медик, мало что понимаю. Извини.
— Да что ты все время извиняешься! Все нормально с моей ногой.
— Ничего с ней не нормально. Не надо меня успокаивать. Я не маленькая.
— Ага. Конечно. Даже паспорт есть. Знаю. Нью, а теперь серьезно. Нас слушают. Не знаю как, но у них есть способ незаметно узнавать, о чем говорят в этих каморках. Так что как говорили на русском, так и будем говорить.
— Поняла.
— С ногой ничего хорошего. Но я страж, а мы люди непростые.
— Ты ведь какой-то ненастоящий страж? К тебе просто попугай прилетел.
— Я страж — всем стражам страж. Есть у меня кое-какие секреты, о которых эти работорговцы не знают. Нога придет в норму за несколько часов. Ну почти в норму.
— Это невозможно!
— Возможно, Нью, здесь и не то возможно. Она уже почти не болит, а ведь несколько минут назад я зубами скрежетал. Но главное в другом. На короткое время я смогу как бы разогнать свой организм. Сила, реакция, скорость — все многократно улучшится. В таком режиме существуют перерожденные. Они в одиночку способны перебить отряд солдат, не заработав ни царапины. Мои возможности куда скромнее, но я это компенсирую техникой и оружием. Оружия сейчас нет, но техника никуда не делась. Корабль сейчас движется. Вряд ли второй они бросили в бухте, значит, команды обоих судов на своих привычных местах. Одного я убил, еще один или уже мертв, или ранен так, что не встает, парочке тоже сильно досталось. Контрабандисты стали чуть слабее. В любом случае на «Альбатросе» их сейчас не больше двух десятков. Мне придется их убить. Всех.
— Ты не сможешь…
— Смогу. Должен суметь. Другого выхода у нас нет. Но не это сейчас главное. Жизнь — жадная штука. В ней за все надо платить, рано или поздно. Мне придется рано. После разгона должно последовать торможение. Резкое. Так и получится. Я не знаю, что на этот раз будет. Но не исключено, что вырублюсь, причем надолго. Тебе придется позаботиться обо мне.
— Но…
— Я попробую успеть освободить рабов или хотя бы часть и вбить им в головы, что тебя следует слушаться или хотя бы не обижать. Постарайся не дать им повода нарушить мои указания. И не знаю, что получится со вторым кораблем. Не факт, что успею его захватить. Очень может быть, что вам сразу придется убегать. Вооружитесь, угрожайте им. Они знают, что гребцов у нас двадцать восемь человек, и по идее не должны рисковать идти на абордаж, ведь команда на «Псе» меньше. Но всякое может случиться. Ты все поняла?
— Нет. Я ничего не поняла.
— Так начинай понимать, это тебе не интегралы щелкать — это проще.
— Для меня проще интегралы. И мне кажется, что тебе очень плохо. Ты бредишь.
— Может, и так. Но помни: как только откроют люк, мой бред превратится в реальность. Подумай над этим. А я пока посплю.
Раз нога почти перестала болеть, так почему бы не попробовать отдохнуть? У меня ведь был трудный день. И ночь.
А предстоит еще труднее.
Я спал до того момента, когда наверху загрохотали узнаваемые шаги.
Все как в самом начале: добродушный увалень Стред несет еду и питье. Один из самых дисциплинированных матросов, хотя обожает задавать неудобные вопросы руководству и вообще ни во что не ставит авторитеты. Но капитан ему не то что невинность рабынь — ключ от пояса верности жены готов доверить.
— Нью, сейчас начнется, — произнес я, поднимая голову с колен девушки.
Та вздрогнула от неожиданности:
— Ты не спишь?!
— Уже нет. Готовься.
— К чему?!
— К тому самому…
Я замолчал, выискивая в себе ту то ли кнопку, то ли пункт меню, по которому следует кликнуть курсором мышки для активации того режима, в котором чуть ли не круглые сутки пребывают почти всемогущие перерожденные.
Но никаких действий выполнять не пришлось. Уж не знаю, как из своей тьмы следит за миром живых незримый собеседник, но он точно выполнил то, что обещал. И в нужный момент.
Тело на миг обмякло, ногу прострелило болью, но затем ее успокоило волной нахлынувшего тепла. В ушах приятно зазвенело, плечи неестественно расправились, будто намереваясь выпустить крылья.
И я вдруг понял, что если со всей силы ударю по переборке, то доски в четыре пальца толщиной вряд ли выдержат. Что при этом произойдет с кулаком, не знаю, но почему-то последствий не опасаюсь.
А чего бояться, если на мне быстрее, чем на собаке, все заживает?
Я и раньше был опасен, а сейчас стал вдесятеро опасен. Ну же… давайте… начинайте…
Время будто в резину превратилось — тянулось медленно как никогда. Лязгнул запор, люк начал медленно, очень медленно подниматься. До него от пола метра два с половиной, преодолеть их можно при помощи скрипучей лестницы, но я ринулся наверх, не побеспокоив ее ступеней.
Одной рукой ухватился за край, подтянулся на ней рывком, придавая телу дополнительное ускорение, и вылетел перед опешившим Стредом будто чертик из коробочки. «Хиракен-зуки», «плоский кулак» — это когда удар наносится не костяшками сжатого кулака, а четырьмя фалангами пальцев. Очень удобно бить по горлу. Даже не слишком сильный человек может серьезно травмировать противника.
Я не травмировал — убил. Размозжил все, что находилось между кожей и шейным отделом позвоночника. В пальцах при этом что-то нехорошо треснуло, но ни боли, ни каких-либо других неприятных ощущений не последовало. А здоровяк издал короткий всхлип, брызнул кровью изо рта и завалился на бок.
