Грянув с высоты, сокол в воздухе превратился в волка, еще раз перевернулся над самой землей и упал уже человеком. Ловко вскочив на ноги, он прыгнул вперед и поймал падающую Семиславу. От силы удара Лютомер не устоял на ногах, и оба они покатились по земле. Крепко держа женщину, он старался уберечь ее от лишних ушибов и в то же время боялся открыть глаза – что такое он сейчас увидит? В ушах свистело и громыхало, перед глазами вспыхивали, поглощали друг друга и снова расцветали разноцветные пылающие пятна. Даже ему было сложно справиться с теми силами, которые сейчас бушевали и кипели в них обоих, грозя погубить неосторожных.
Наконец излишки силы ушли в землю, все затихло. Лютомер лежал на траве, сжимая в объятиях тело – слава Велесу, человеческое. Живое, судя по частому дыханию и сумасшедшему стуку сердца.
Женщина застонала и слабо пошевелилась, потом опять застонала. Лютомер открыл глаза, медленно выпрямился, осторожно выпустил ее из рук, укладывая на траву. Уже совсем рассвело. Гостиловская княгиня, красавица и волхва, сейчас представляла жутковатое зрелище. Быстро осмотрев ее, Лютомер с облегчением убедился, что обратное превращение прошло удачно, несмотря на потерю крови, которая могла привести к самым печальным последствиям. Лебединое крыло или птичьи ноги на человеческом теле – малоприятное зрелище.
Однако Семиславе повезло – она отделалась царапинами и ушибами при падении сквозь ветки. Осмотреть ее он мог без труда, потому что круговорот сил при внезапных превращениях и острые сучки дерева превратили ее праздничную сорочку в груду лохмотьев, которые держались на теле только потому, что Семислава лежала. Оглядывая ее, Лютомер мельком отметил: да, было бы весьма досадно, если бы вместо стройных ног это прекрасное тело заканчивалось парой черных лебединых лапок-загребалок. А так все в порядке, и муж этой молодой женщины по-прежнему достоин зависти… Все оказалось в порядке, не считая двух глубоких царапин от соколиных когтей на локте левой руки.
Мельком глянув на себя, Лютомер заметил, что его исцарапанная кожа и рваные порты не в лучшем состоянии. Но что одежда – главное, сами живы. Хоть Святкина княгиня и принадлежала сейчас к числу его противников, Лютомер очень не хотел бы, чтобы с ней случилось несчастье. Он видел, как сияет в ней Лада, будто капля росы в чашечке цветка, и перед этим зрелищем мог испытать только восхищение. Такую драгоценность нужно всячески оберегать.
Распущенные волосы, растрепанные, перепутанные, густой светло-русой волной осыпали ее всю, с успехом заменяя одежду; пряди разлетелись по траве, словно ворох вычесанной льняной кудели. Или скорее шелковой. Лютомер никогда не видел шелковой пряжи, но думал, что она выглядит примерно так.
Наклонившись, он взял ее руку и осторожно лизнул царапины, по звериной привычке зализывать раны.
Женщина зашевелилась. Видимо, она с трудом приходила в себя и еще не осознавала ни своего тела, ни окружающего мира.
Лютомер помог ей перевернуться, убрал волосы с лица. Под такой грудой и задохнуться можно. Хорошо бы воды, но до реки тут неблизко…
– Уйди, зверь лесной, – хрипло и неразборчиво шепнула она, слабой рукой пытаясь оттолкнуть его голову. – Крови моей хочешь… Чуть не погубил…
– Прости, погорячился, – легко согласился Лютомер и еще раз лизнул ее царапины. – Не бойся, не съем. Заживет даже быстрее.
Семислава попыталась приподняться, но тут же без сил снова опустилась на траву. Лютомер встал, взял свою добычу на руки и понес в ту сторону, где его ждали бойники. Груда белых обрывков осталась на зеленой траве, как сброшенное лебединое оперение.
* * *
Вскоре к опушке леса подтянулось чуть не все войско. Что делать, никто не понимал, ходили смутные слухи насчет прочесывания леса и облавы. Приказов не поступало, и всем просто хотелось быть поближе к событиям. О случившемся ночью ходили толки, один чуднее другого. Шептали даже, что угренский оборотень, обернувшись волком, разорвал княгиню. И если кому случалось увидеть сейчас князя Святомера, то его осунувшийся вид был под стать такому жутком итогу.
Святомер хотел верить, что пока не овдовел, но он видел битву двух птиц в рассветном небе и понимал, что его жена, потерпев поражение, осталась в руках угренского оборотня. По этой же причине он побоялся немедленно вести дружину следом. От оборотня можно ожидать чего угодно, а жена, красавица и мудрая волхва, была слишком дорога Святомеру, чтобы он решился рисковать ее жизнью и благополучием. В семье и дружине Семиславу любили, пожалуй, все, кроме Чернавы, которая видела в ней соперницу, но даже та сейчас призывала не торопиться и попробовать сперва мирные средства.
Бледный, с мешками под глазами, Святомер так извелся, что с большим трудом сохранял перед людьми хотя бы подобие спокойствия. Однако дергавшийся глаз выдавал, как неспокойно у него на сердце. Не шло из ума – вот сейчас, пока он топчется на опушке, словно девка в хороводе, его лебедь в руках оборотня! Нужно было отправить кого-то на поиски и переговоры. Кого?
Среднего сына, Твердяту, наконец нашли – он лежал на берегу под ивами, мокрый насквозь и без памяти. Парень оказался жив, но привести его в себя пока не удавалось: волхвы сказали, что вилы выпили из княжича почти всю силу. Еще чуть-чуть – и умер бы. Угренская княжна Лютава, с которой Твердята начинал гулянье, исчезла без следа, однако многие твердили, что она и была вила, а никакая не Вершинина дочь. Возражала против этого только Молинка, но слушал ее один Ярко.
Святомер уже совсем решился идти в лес сам – рисковать собой ему было легче, чем кем-то из семьи, и никому другому он не доверял в той же степени, как самому себе. Как вдруг за деревьями мелькнули две фигуры – высокие, стройные, белые, как духи березовой рощи, плоть от плоти самого леса.
Они вышли и остановились на краю опушки, и Святомер замер в трех шагах перед ними. Толпа в безотчетном порыве подалась следом, но Святомер, не оборачиваясь, движением руки велел всем оставаться на месте. Пока судьба Семиславы не прояснилась, положение требовало крайней осторожности. Если оборотень пришел сам – значит, хочет говорить. Надо сначала его выслушать, а выстрелить всегда успеется – если его берет железо. Святомер отчетливо понимал, что если оборотню сейчас будет причинен какой-то вред, он, князь, возможно, никогда больше не увидит свою жену. Поэтому он, мельком оглянувшись, бросил свирепый взгляд своим людям – не шевелиться, убью!
Рядом с Лютомером стояла его сестра Лютава, и всем сразу бросилось в глаза, как они похожи. Рослые худощавые фигуры, глубоко посаженные серые глаза, густые русые волосы – и отчетливое дыхание леса, овевающее этих двоих.
