От пельменной до торгового угла расстояние даже меньше, чем до морга, но мне показалось, что прошло не меньше часа, прежде чем мы вывернули на Красный проспект прямо к двери лекаря. Тот, к счастью, оказался на месте – стоял на ступеньках и, изредка стряхивая пепел с вставленной в длинный мундштук сигареты, с интересом следил за нашим передвижением. С таким же выражением кошка следит за попытками полузадушенной мыши доползти до норки.
– Здорово, Салават. Мы к тебе, – прохрипел Денис и прислонил меня к крыльцу. Из последних сил я вцепился здоровой рукой в перила.
– Решил наконец обрезание сделать? – Башкир прищурил глаза, в которых мелькнул хитрый огонёк.
– Хорош прикалываться, не видишь – человеку плохо. – Селин с шумом выдохнул воздух.
– Да уж вижу, что не хорошо. – Тонкие губы лекаря искривились в ухмылке. – Заводи его, но учти – я аборты не практикую.
– Ты, Денис, иди. Здесь я сам. – Я оттолкнул протянутую ко мне руку и, пошатываясь, поднялся по ступенькам. – Счастливо.
– Бывай. – Денис зашагал по улице, потом резко остановился у плаката со схематичным изображением автомата Калашникова – снизу шла надпись «АК – твой лучший друг! Продажа, обслуживание, лицензии, пломбы» – и свернул к «Булату».
Я кое-как прошёл в приёмный покой, уселся на кушетку и скинул с плеч куртку. Окрашенные в мягкий розовый цвет стены то удалялись, то приближались, стол расплывался в коричневое пятно, и только белый металлический шкаф со склянками и инструментами сохранял неподвижность. Да, колбасит меня не по-детски. Салават развязал намотанный на руку обрывок свитера и несильно надавил на плечо. В глазах вспыхнули блестящие точки, мир закружился в вихре разноцветных огней, и я потерял сознание. Когда очнулся, то уже лежал на кушетке, а лекарь, опустив скуластое лицо прямо к опять начавшей кровоточить ране, что-то внимательно там рассматривал.
– «Мантра безразличия», что ещё? – не подняв головы, спросил он.
– Необработанный поток силы, – прошептал я пересохшими губами.
– Дебил, – покачал головой Салават, зажмурился и провёл ладонью по плечу. Тёплая волна прошла по коже от ключицы до локтя.
– Я ж не лечить – кровь остановить только, – попытался оправдаться я.
– Всё равно дебил. Пуля в ране – как поток можно выровнять? – Лекарь подошёл к белому шкафчику и открыл дверцу. – Случай сложный: кость раздроблена, пуля в ране, ещё и самолечением занимался. Запросто без руки остаться можешь...
– Сколько?
– Полсотни. Есть деньги с собой? – Доставать инструменты и зелья целитель не спешил.
– Полтинник?! Да Хирург за огнестрел конечностей больше империала не берёт. – Мне удалось повернуться на бок и расслабить затёкшую шею. – Двадцатка максимум.
– Не вертись! До Хирурга ещё добраться надо.
– Империал за операцию, золотой извозчику. Чистая экономия четыре рубля. – Я снова лёг на спину.
– Я за осмотр меньше пяти рублей не беру. – Салават от шкафа не отошёл и задумчиво разглядывал блестящий скальпель. – Плати и катись к своему Хирургу.
– А я за шутки про аборты сразу убиваю. – Дурнота накатывалась волнами, и соображать становилось всё трудней. – Решай уже, будешь оперировать за двадцатку, нет?
– Да только ингредиенты для «Небесного исцеленья» три червонца стоят. А ещё пулю доставать, – продолжал гнуть своё целитель.
– Зачем мне твоё «Небесное исцеление»? У тебя что, «Синего доктора» нет?
– Печень посадить хочешь?
– Ты не о моей печени, ты о моей руке позаботься. – Я закрыл глаза; потолок перестал вращаться, но теперь закачало меня самого.
– Хозяин – барин. Деньги вперёд, а то умрёшь ещё, – вздохнул башкир и начал выкладывать инструменты на поднос из нержавеющей стали, – от болевого шока.
– Умру – все деньги с трупа забрать можешь, – не открывая глаз, я устроил поудобней голову, – если с другими кредиторами договоришься, конечно.
– Чёрт с тобой, не заплатишь – сам зарежу. – Салават пропитал остропахнущим зельем ворсистую ткань, свернул из неё валик и подошёл к кушетке: – Закуси.
Отключился я моментально и совершенно незаметно – первый признак первоклассного анестезирующего зелья. Вот возвращалось сознание медленно. Внезапно я понял, что лежу с открытыми глазами и мир становится всё чётче и чётче. Когда все трещины на потолке буквально врезались в сетчатку глаза, я замотал правой рукой, и лекарь убрал ватку, от запаха которой у меня уже перехватило дыхание. Эта штука потермоядерней нашатыря будет.
– Ну и как оно? – предпринял я попытку задать вопрос, но из горла вырвался лишь неразборчивый хрип. Не произнеся ни слова, Салават протянул мне гранёный двухсотграммовый стакан, почти полностью заполненный чем-то тёмно-синим. Выхватив его, я одним махом заглотнул содержимое. И хорошо, что одним махом – сделать второй глоток у меня не хватило бы силы воли. Вязкая жидкость склизким холодным комком провалилась вниз по пищеводу. От мерзкого кислого вкуса меня всего скрутило, а в живот словно насыпали полкило толчёного стекла. Беззвучно раскрывая рот, я указал рукой на стоящий на столе графин.
– Эх, молодёжь, молодёжь... Говорил ведь – на здоровье не экономят. – Салават только покачал головой и хмыкнул: – Деньгу зажал, теперь мучайся.
Жжение стало нестерпимым, я соскользнул с кушетки и, перебирая руками по стене, подобрался к столу, по пути едва не смахнув стоящие на полке горшки с кактусами. Но башкир моментально оказался рядом и загородил от меня графин с водой:
– Пить тебе нельзя шесть часов, есть до завтрашнего утра, про алкоголь забудь на двое суток.
Я покрутил пальцем у виска. Если прямо сейчас воды не хлебну, мне что шесть часов, что двое суток, разницы нет – не выходя отсюда, окочурюсь.
– Да не суетись ты. Подожди, сейчас пройдёт уже. – Салават переставил графин на дальний край стола. – Давай вернёмся к вопросу об оплате моих профессиональных услуг.
Я, сглотнув вязкую слюну, прислушался к своим ощущениям – вроде отпускать начало, – вытащил два империала, полученные от Дениса, и положил на стол. Лекарь внимательно осмотрел монеты, проверил на зуб и кинул в узкую щель стального ящичка, привинченного к полу. Удобно – не надо сейф открывать и вводить пациентов в искушение видом золотишка.
– Сда... – попытался просипеть я, но горло снова обожгло огнём, и полностью слово выговорить не получилось. Салават, однако, меня понял правильно, укоризненно вздохнул и выудил из кармана местами почти чистого белого халата двадцать пять копеек серебром. Может, он хоть теперь воды нальёт? Я снова указал на графин.
