– Учти: насчёт воды я не шутил. Дело хозяйское, хочешь печень посадить или прободение желудка заработать, пей, сколько влезет. Только мне потом не жалуйся – ничем помочь не смогу. – Получив деньги, лекарь стал гораздо спокойней относиться к состоянию моего здоровья. – Будешь пить? Нет? То-то же. И смотри, или деньги на «Небесное исцеление» копи, или раньше, чем через три месяца, даже не приходи – «Синий доктор» штука серьёзная, печень гробит будь здоров.
Я кивнул, подошёл к кушетке и достал упавшую под неё куртку. Потом поднял со стула шапку и шарф. Надеюсь, до дома доковыляю – наркоз бесследно не прошёл, движения были заторможены, а звуки доходили словно сквозь толстый слой ваты.
– Да, это... посмотри, повязка плотно сидит? – окликнул меня Салават. Я посмотрел на туго намотанный на раненую руку бинт, на котором уже начинало расползаться синее пятно, накинул на правое плечо куртку и, ничего не ответив, вышел на улицу.
Ветра не было, солнце светило не менее ярко, чем утром, но меня бил озноб. Из-за раненой руки застегнуть куртку было невозможно, и почти всю дорогу до морга я бежал бегом. Бежал... В нормальном состоянии это не тянуло даже на быстрый шаг. Всё бы ничего, но на поворотах меня заносило, и пару раз избежать падения удалось только чудом. Устоять устоял, но в разорванную пятку валенка набился мокрый снег. Сквозь туманную пелену мимо проносились знакомые ориентиры: изукрашенная золотыми драконами вывеска «Травы и тайные сборы», почти не очищенное от снега крылечко у конторы чудака, единственной способностью которого был дар находить потерянные вещи, обшарпанное объявление над окном гадалки – «Хиромантия, Таро, коррекция судьбы». А вот и ограда морга. Пролезть через дыру в заборе в таком состоянии было нереально, пришлось тащиться до центрального входа. Проходя мимо бетонного основания солнечных часов, я остановился и долго соображал, который час. Получалось, что почти полдень. Пара часов свободных есть, можно успеть заскочить за амулетом. Или лучше отлежаться? Нет, не пойдёт – если засну, то непонятно, когда проснусь. А у меня дел сегодня полно.
Спустившись к себе, я в изнеможении повалился на тюфяк. Ломило всё тело. Немного отдышавшись, стянул порезанный свитер и начал медленно избавляться от нагрудника. Кое-как мне удалось расстегнуть все ремни и скинуть доспехи на пол, не потревожив при этом раненую руку. Безопасность – вещь важная, но сегодня лишний вес запросто загонит меня в могилу. И так сердце как отбойный молоток стучит. Валенки я швырнул к двери: стоит попробовать отдать в починку. Всяко дешевле обойдётся, чем новые покупать. Что с джинсами? Вроде нормально: в паре мест кровью заляпаны, но на чёрном этого почти не видно. Всё, теперь переодеться, достать деньги и можно выдвигаться.
Сборы много времени не заняли. С деньгами так вообще проблем не было – выгрести пришлось всё. И серебряный рубль, вырученный от продажи трофеев, и сданный с двух империалов четвёртак, и даже два червонца советской чеканки, сберегаемые на чёрный день. Двести тысяч ассигнациями выкладывать не стал. За амулет расплатиться ими нельзя, у меня на них другие планы. Наибольшую сложность доставил выбор замены свитеру. В конце концов я остановился на пуховой кофте, в которой обычно ходил в патрули. Пусть п́отом воняет, зато тепло. А кому не нравится, пусть не нюхает. Сырые ботинки за два часа суше не стали, но деваться некуда: другой обуви сейчас не найти. Пока обувался, на глаза попалась пирамидка, стоящая на коробке с тушёнкой. Надев фуфайку и сунув пирамидку в карман, я сдёрнул с гвоздя ключ от оружейного шкафчика и вышел на улицу, но вместо того, чтобы пойти к центральному входу, свернул с главной аллеи и, проваливаясь в глубокий снег, начал продираться сквозь кусты акации. Блин, лета почти и не бывает, когда они расти успевают? Добравшись до изогнутого вяза, я засунул руку в узкое дупло и вытащил полиэтиленовый пакет, попутно вытряхнув на свет божий полуистлевшие листья. Пакет разворачивать не было необходимости, ничего с его содержимым за месяц случиться не могло. В пол-литровой пластиковой бутылочке находился вмороженный в лёд корешок с мизинец длиной. Железный корень – вещь редкая и для понимающих людей весьма ценная. Единственное неудобство – хранить его необходимо при минусовой температуре, что при отсутствии морозильника достаточно затруднительно.
Выбравшись на аллею, я вышел на Красный проспект и зашагал в школу Братства. Надеюсь, Клим амулет уже раздобыл. Впрочем, если его ещё не списали, ничего страшного – до «Сан-Тропеза» оттуда минут пятнадцать идти, не больше. До учебки я еле доковылял. Вроде и нагрудник снял, а отдышаться всё равно не получается. К тому же из-за «Синего доктора» зрачки расширились, и отражавшийся от снега солнечный свет болезненно бил по глазам. Большую часть пути пришлось проделать, прикрывая ладонью лицо. Надеюсь, за ночь зрачки придут в норму, иначе завтра просто умру.
Как назло, караулившие на служебных воротах братья оказались незнакомыми и наотрез отказались пропускать меня внутрь. Пришлось тащиться на общую проходную и выписывать пропуск. Здесь меня признали и запустили без обычных бюрократических проволочек.
– Не забудь отметиться у Климова, а то обратно не выпустим, – напомнил мне начальник караула.
– Угу, – протянул я и пошёл искать Клима. К моему удивлению, курсантов на улице почти не было. Так, два латника фехтовали учебными мечами да одинокий лучник пускал стрелы в висевшую метрах в ста мишень. В здании школы тоже было безлюдно, и даже перед столовой никто не дожидался своей очереди отобедать. Странно. Что, по поводу хорошей погоды каникулы объявили?
Комнатка Клима оказалась заперта. Он-то куда подевался? Я решил немного подождать и уже прислонился к двери, но, услышав голоса в помещении бывшего актового зала, осторожно приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Тёмное – широкие окна наглухо заложены кирпичом – помещение было заставлено стеллажами в два человеческих роста, на полках которых лежало самое разнообразное снаряжение, обмундирование, доспехи и оружие. Здесь было сложено лишь то, что использовалось при обучении курсантов, а всё наиболее ценное имущество и боевое оружие хранилось на складе в подвале школы. На небольшом, освобождённом от стеллажей пятачке у входа стоял стол. Сидевшие за ним братья – среди них оказался и Клим – о чём-то громко спорили. Увидев открывшуюся дверь, зампотех вскочил и буквально вытолкнул меня за дверь.
– Ты чего? – возмутился я, но Климов лишь прижал палец к губам, отщёлкнул от пояса прицепленную карабином связку ключей и отпер дверь своей каморки.
