Мы отступали к Громкопоющей горе, где должно было произойти решающее сражение. Не знаю, сколько воинов сможет выставить Империя, но у Проклятой против нас огромное преимущество в живой силе и магии. Сейчас ее армия медленно продвигалась на юго-запад, не встречая у себя на пути никакого сопротивления и пожирая город за городом, деревню за деревней.
Каждый день я думал о Лаэн, и порой моя уверенность, что она жива, гасла. Тогда, теряя надежду, я предавался черному отчаянию. С тех пор как мы говорили на болотах, я не слышал Ласку. Даже сны исчезли. Очень часто на меня накатывал страх, будто мне все почудилось. В такие моменты я был уверен, что ошибся, что мое солнце мертва, что ее нет и не будет со мной. Смогу ли я пережить это еще раз? Несколько раз у меня возникало совершенно позорное желание сбежать. Но оно было столь мимолетно, что я даже не успевал испугаться своих мыслей или устыдиться их. Я не мог бросить тех, с кем лез через топи и проливал кровь на полях битв. Только не сейчас, когда решается судьба всех нас. Даже моя основная цель — месть Оспе и Кори — отошла на задний план. Если Бездне будет угодно, она сведет нас на узкой дорожке, как произошло с Рованом.
Мои товарищи молили Мелота о потеплении. Если это случится — застывшие дороги расползутся от грязи, и огромной набаторской силище будет очень непросто двигаться к нам в прежнем темпе. Но в Счастливых садах, похоже, не слышали молитв, и погода не думала меняться…
— Брагун-Зан — не самое приветливое место на Харе, — как-то признался я товарищам.
— Брагун-Зан еще не начался, — отозвался Квакушка. — Это пока далеко не Мертвый пепел. Чуешь?
— Угу. Собачий холод, — мрачно ответил я ему.
— Да нет! Воздух не воняет. И земля не красно-черная.
— А чем он должен вонять? — полюбопытствовал Трехглазый, идущий по другую руку от меня.
— О! — растянул губы в своей знаменитой лягушачьей ухмылочке Квакушка. — Поверь, приятель. Когда ты унюхаешь, то сразу поймешь, о чем я говорю. Есть у кого-нибудь чем промочить горло?
Воды здесь было удручающе мало. Возле редких ручьев и колодцев собиралось множество людей, чтобы наполнить фляги и напоить лошадей. Эта земля принадлежала ниритам и оказалась не слишком благосклонна к людям.
На следующий день горы приблизились, и я различил Грох-нер-Тохх — красноватый конус с тремя сглаженными вершинами. Над ними вился дымок. Вокруг Громкопоющей горы, беря ее в неполное кольцо, стояли три брата — Мертвец, Молчун и Сонный. Их вершины были покрыты снегом.
— Осталось лиг шесть, — прищурившись, сказал Рандо вечером. — Не думал, что меня занесет в эти места.
— Как вы думаете, милорд, нириты все еще на нашей стороне? — спросил я у него.
Рыцарь удивленно приподнял брови:
— Разумеется. Мы с ними не ссорились. Пепельная дева всегда была другом Империи.
— Наверное, потому, что мы не покушались на эту каменную пустыню.
— Не такая уж это пустыня, — возразил рыцарь. — В начале лета здесь все цветет. Грох-нер-Тохх давно уже не тот. Он перестал жечь окрестности несколько тысячелетий назад.
— Тогда откуда дым?
— Дым не в счет. Это мелочь. В древних хрониках написано, что раньше сияние вырывающегося из жерла горы пламени было видно на лиги вокруг. А дрожание земли ощущали даже в Корунне. Однако вторую тысячу лет вулкан лишь дымит. Нириты, поклоняющиеся горе, считают, что сейчас их бог спит.
— Надеюсь, это надолго.
— Есть легенда, что Громкопоющая проснется, когда в небе появится вестница.
Я тут же покосился на небо. Комету теперь было видно даже днем. А ночью от ее алого зарева становилось воистину жутко. Впрочем, за эти дни мы немного успели привыкнуть к этому зрелищу, а многих оно и вовсе перестало интересовать. Корь казалась гораздо важнее, чем все, что висело у нас над головами.
— Ей придется здесь так же не сладко, как и нам, — мстительно улыбнулся Трехглазый, когда мы топали вместе с множеством других солдат по красноватой долине с совершенно безумным горным ландшафтом, больше похожим на картину сошедшего с ума художника, чем на реальность. — Говорят, лошади здесь дохнут одна за другой.
— У нас нет лошадей, — напомнил ему Квелло, остервенело ковыряя в носу. — Так что и терять нечего.
— Зато у нее полно кавалерии. Я с утра разговаривал с одним парнем из «Сычей». Он идет от Трехречья и говорит, сдисских всадников полно. Это меня радует. В Брагун-Зане животные чувствуют себя отвратительно.
— Хорошо, если так.
— А где нириты? — поинтересовался Трехглазый. — Что-то хозяев мы до сих пор не поприветствовали.
— Вот так, собака! — согласился Юми, которому тоже было любопытно посмотреть на одну из самых древних рас нашего мира.
— Говорят, Пепельная дева приказала им готовиться к обороне. Они слишком заняты, чтобы лично встречать тебя, приятель, — рассмеялся Квелло.
Когда начался закат, и без того красные горы стали кровавыми. Мы вышли к седловидной котловине, усеянной огромным количеством похожих на грибы валунов.
Вся долина была в огнях костров. По моим расчетам, здесь собралось никак не меньше полутора тысяч солдат. В западной части котловины с обрыва падал маленький водопад. Он приятно шумел, и вода из него скапливалась в небольшой серповидной выемке.
— Вы откуда? — спросил нас один из капралов, распределяющий людей по лагерю.
— Считай, что от самой Лестницы, — ответил Квелло.
— Арьергард Семнадцатого ударного полка Западной армии, — уточнил Рандо.
— Никого из ваших здесь нет. — Воин коряво записал что-то в своей бумаге. — Ступайте к озеру. Там как раз есть место для вас. И кухня рядом. Накормят.
Мы расположились рядом с водой, недалеко от арбалетчиков из отряда «Северных енотов». Кашевары щедро черпали из котлов горячую жратву, и мы, не помню за сколько дней, впервые наелись до отвала. Юми с раздувшимся пузцом восторженно повизгивал, поглощая миску за миской, а затем уморился и начал клевать носом.
Небо бледнело, комета разгоралась все ярче. Ее свет заливал местность, и ночь становилась еще более мрачной, чем могла бы быть. Квакушка позвал меня играть в кости, но я отказался, решив обойти озерцо. Берег был каменистый, в воде отражались звезды.
Я шел, думая о Лаэн, и, едва оказался на противоположной стороне, меня окликнули, но я даже не сразу понял это.
— Нэсс, забери тебя Бездна!
В мою сторону бежали двое. Я прищурился — в ужасном алом свете все люди были похожи на оживших мертвецов. Затем сообразил, кто движется навстречу, и превратился в соляной столб. Ко мне действительно спешили мертвецы или, быть может, призраки.
