Она закрыла глаза, и почти сразу раздался шелест.
Книга позволила себя прочитать…
* * *
Теплый летний вечер опустился на город, казавшийся непривычно пустым и тихим.
По безлюдной улице, ведущей от набережной к главной площади, шла одинокая белая кошка. Ее пушистый хвост изгибался вопросительным знаком, а на мордочке застыло удивленное выражение: куда все подевались? Вокруг не было ни играющих детей, ни торопящихся куда-то прохожих; не беседовали у дверей кумушки-соседки, не доносились из трактиров веселые песни, и даже запахов стало меньше – воздух пах не свежеприготовленной едой или другими, куда менее вкусными вещами, а пылью.
Пылью, страхом и запустением.
Тишину нарушал всего лишь один звук: далекий и еле различимый, он был тем не менее беспрестанным и назойливым, как гудение упрямой пчелы над сладким цветком, чьи лепестки сжаты слишком плотно – так, что внутрь не пробраться. Чувствительные кошачьи уши раздраженно подергивались всякий раз, когда этот звук становился чуть громче.
Она ощущала растущую тревогу и желание сбежать, но все-таки шла вперед.
Дом на центральной площади встретил ее открытыми настежь дверьми. Кошка прошла по анфиладе комнат, растерянно оглядывая царивший кругом беспорядок: хозяева покидали жилище в спешке и бросили немало ценных вещей. Забрать их было бы проще простого – домашний дьюс пришел в совершенное смятение и позабыл о своих обязанностях, – но звук, что нарастал все быстрее и быстрее, привел в ужас даже тех, кто промышлял столь темным ремеслом. Они дорожили жизнью, поэтому предпочли спасаться бегством вместе с остальными эйламцами, а не искать драгоценности в чужих домах.
Кошка, впрочем, к золоту и сверкающим камням была равнодушна.
Она шла до тех пор, пока не оказалась у порога книгохранилища…
…и, переступив его, превратилась в высокую женщину с бледной кожей и белыми волосами, с которых при каждом движении падали капли воды, похожие на росу. Ее огромные фиалковые глаза смотрели встревоженно, а выражение красивого лица было скорбным.
В кресле у окна сидел мужчина и читал книгу.
– Уходи, – сказал он, не поднимая глаз. – Я же просил, чтобы ты не приходила сюда.
– Мне никто не может приказывать, – ответила женщина тихим приятным голосом. – Даже ты. Куда все ушли? Куда ты отправил семью?
Он как-то неопределенно махнул рукой.
– В безопасное место. – Книга упала на пол, и сразу стало заметно, что до сих пор она была перевернута. – Зачем тебе знать? Твой народ все равно не слишком пострадает от появления в этих местах Медведь-горы, ведь ваши владения находятся глубоко…
– …глубоко под землей. Окажись на нашем месте люди, они бы не стали печалиться из-за чужой беды, – проговорила женщина. – Они бы переждали лихое время, а потом продолжили бы жить как ни в чем не бывало.
Человек, сидящий в кресле, впервые поднял голову и посмотрел прямо в глаза своей странной гостье. Его лицо было измученным, серым от усталости и бессонных ночей, его глаза покраснели от чтения при свечах, но страшнее всего была решимость во взгляде – словно у воина, которому предстоит битва, чей исход предрешен.
– Ты же не любишь людей. – Его голос был тих и спокоен. – Так почему…
– Нельзя всех любить, но обратное тоже верно.
Мужчина покачал головой.
– Я этого не хочу…
Рассмеявшись, прекрасная гостья вновь превратилась в белую кошку и прыгнула на колени к хозяину опустевшего дома. Фиалковые глаза зверя взглянули человеку в лицо; в их глубине мерцали серебристые искры, словно отражение невидимых звезд. Кошка мурлыкнула и в одно мгновение взобралась мужчине на плечо.
«Пойдем! – беззвучно сказала она. – У нас почти не осталось времени!»
И тотчас же за окном раздался далекий грохот, словно подтверждая ее слова…
* * *
– Ради семи печатей, – растерянно проговорила Фиоре. – Так это были Марвин и… Арейна? Он запечатал гору, изменив русло реки?!
Кьяран молча кивнул.
– Вот и разгадка, – задумчиво проговорил грешник, глядя на закрытую книгу, на чьем запыленном переплете медленно затухали огни печатей. Почему-то Фиоре показалось, что он ничуть не удивлен. – Видимо, Марвин не хотел, чтобы об их любви стало известно людям, и слегка подправил печать – с того самого мгновения, как она начала действовать, не только фаэ горы уснул, но и Арейна превратилась для горожан в нечто из далекого-далекого прошлого. Вскоре о ней позабыли…
Фиоре нахмурилась.
– Это несправедливо!
– Ты так считаешь?
– Да! Он заполучил всю славу, стал героем, а про нее все забыли. Шутка ли, восемь веков проспать на дне озера? – Она почувствовала растущую злость. – Ненавижу его!
– Иногда уйти легче, чем остаться, – сказал грешник с тяжелым вздохом. – Насколько мне известно, эта печать отняла у Марвина не только возлюбленную: после того, что случилось в Эйламе, он прожил всего восемь лет…
– Не нам его судить, – вдруг вмешался Кьяран. – Теймар, эти сведения как-то помогли отыскать лекарство против сонной болезни?
– В некотором роде, – ответил грешник. – Теперь я кое-что понял, но это надо бы проверить… впрочем, проверка подождет. Как там ужин?
Книжник прикоснулся к своему кольцу.
– Уже готов. – Чуть помедлив, он прибавил: – Но у нас еще один гость.
Фиоре взглянула на своего опекуна и увидела, что он обеспокоен и испуган.
Личность нового гостя мгновенно перестала быть тайной…
Сола атаковала дом своего отца, будто вражескую крепость. Дочь Кьярана не сильно изменилась с тех пор, как они с Фиоре встречались в последний раз, – она была все такой же миловидной женщиной с вечной гримасой раздражения на лице и колючим взглядом зеленых глаз. «Моя Сола – цветок, – сказал как-то раз книжник, горестно вздохнув. – Прекрасный с виду, но наделенный острейшими шипами, которые к тому же ядовиты».
– Геррет! – пронзительно закричала молодая женщина, нарочно делая вид, будто вокруг нет больше ни одной живой души. – Собирай свои вещи!
– Почему? – изумился мальчик. Впрочем, он был единственным, кого ярость Солы удивила. – Мама, что случилось?
– Я заберу тебя из этой обители греха! – провозгласила дочь Кьярана. – Собирайся побыстрее, а не то…
– Никуда я не пойду! – возмутился Геррет. – Дедушка, скажи ей!
– Право слово, ты сгущаешь краски… – начал книжник, но дочь перебила его, взмахнув рукой – этим жестом она пресекала все возможные споры. Кьяран тихонько вздохнул и замер на месте, ссутулившись и опустив голову. Фиоре показалось, что ее опекун стареет на глазах.
– Молчи! – рявкнула Сола, как будто он собирался что-то ей сказать. – Мало того, что ты продолжаешь якшаться с этой тварью, так еще и нелюдя в дом пустил! Нет-нет, хватит – я забираю Геррета отсюда, и больше ты с ним не увидишься никогда!
