— Чем дело-то кончилось?
— Жестким махачем, — буркнула Ники, — который я продула.
Поскольку больше Ники явно не собиралась распространяться на эту тему, я прекратил расспросы. И то верно, кому приятно лишний раз вспоминать проигранную битву?
Если, конечно, это были не девчоночьи дикие фантазии.
В комнате вдруг стало резко светлее. Дальняя стенка вспыхнула огненными пятнами.
— Смотри-ка, — сказала Ники, глядя в окно. — Дождь кончился!
В небе еще громоздились сизые тучи, но из-под них, над самым горизонтом, били солнечные лучи. Они сияли во всех окнах как капли огня и раскрашивали снизу подкладку облаков в самые бешеные оттенки — от лимонных до малиновых.
Ники встала, подошла к окну и долго любовалась игрой красок в небе. А я стоял рядом и любовался на нее.
— А хочешь попробовать? — неожиданно спросила она, поворачиваясь ко мне. — Погуляем?
— С удовольствием, — ответил я автоматически. — Где?
— Да в лимбе! А то что мы болтаем попусту? Некоторые вещи словами не объяснить, их можно только показать. Глубоко забираться не будем, так, по краешку. Там почти безопасно даже для новичков…
Я не сразу ответил. Хм… до сих пор я относился к попыткам левого глаза транслировать мне иную реальность как к чему-то вредному, спонтанному, опасному и требующему тщательного контроля в целях моей же безопасности. А тут — «погуляем»!
— Пошли, потренируешься! — уговаривала Ники, заметив мои колебания. — Сейчас ты боишься, потому что ничего не знаешь, но бояться-то нечего. Надо тебе осваиваться. Привыкнешь и будешь автоматически входить в лимб и выходить из него. Это станет как… ну как орган чувств. Как чувство глубины у рыб…
— Ну, пошли, — решился я. — Прогуляемся через твое подпространство.
В самом деле, почему бы нет? Лучший способ защиты — нападение!
Над панорамой новостроек, на фоне фиолетовых туч, поперек неба висела первая в этом году радуга. Пахло талой водой и весной.
— Готов? — спросила Ники.
Я протянул руку к пиратской повязке и сдвинул ее с левого глаза на лоб.
На самом деле я подозревал, что физически повязка мне не нужна. Но с ней мне было удобнее. Она работала скорее как некий символ для меня самого. Сформировал сам себе такой вот рефлекс — ради контроля над слишком рано раскрывшимся истинным зрением.
Итак, я снял ее и уставился на Ники. А она на меня.
Глава 20
Пройтись по кромке
— Вау! — сказали мы хором.
И засмеялись.
— Ну и видок у тебя! — заявила Ники, разглядывая меня во все глаза. — Страшилище!
— Почему? — слегка обиделся я.
Страшилищем меня еще никто не называл. Обычно от девушек я слышал куда более позитивные отзывы о своей внешности.
— Ну а как тебя еще назвать? — веселилась Ники. — Брр, у меня от твоего вида мурашки по коже. Никогда такого не видела! Обычно превращение идет изнутри, а у тебя, похоже, снаружи внутрь, да еще слева направо. А ну-ка, покажи язык! Не раздвоенный еще?
Неожиданно Ники оборвала свои насмешки, видно заметив, что я от них не в восторге.
— Но в целом по-своему даже красиво, — закончила она с улыбкой.
— И ты, — ответил я.
— Что я?
— Ты просто очень красивая. Без всяких «по-своему»…
Ники смущенно фыркнула и отвернулась. Такое ощущение, что ее не избаловали комплиментами — даже странно. А между тем я вовсе не льстил. Ники в лимбе выглядела еще красивее, чем в обычной человеческой реальности. Чем дольше я рассматривал ее, тем сильнее на меня действовала ее новая внешность. Нет — она почти не изменилась. Я смутно помнил пылающие золотые глаза Грега и огромную тень, качнувшуюся у него за спиной; помнил вертикальные зрачки Валенка и веющий от него неестественный ужас… Ники же осталась с виду почти той же юной девушкой. Но — вот оно что! — тут она была в родной среде. Ее прежний человеческий облик сейчас казался мне бледным воспоминанием или поверхностным впечатлением. Или маскировкой. Тут, а не там она была настоящей.
Все эти недели, прошедшие с нашего знакомства, я частенько думал о Ники, но старательно приучал себя относиться к ней как к просто знакомой девчонке. Хорошей, красивой, но не моей, а чьей-то чужой. Поскольку жизнь моя в последнее время была, мягко говоря, насыщенной — почти приучил.
Пока не увидел ее в лимбе. И новое впечатление оказалось даже сильнее, чем первое. Она далеко не просто девчонка. И она не чья-то. Та, которую я видел перед собой, не может быть «чьей-то» по определению. Она никому не может принадлежать, кроме себя самой.
В вечернем зеленоватом свете я видел Ники так, словно мы оба были под водой. Непривычно светилась перламутровая бледная кожа. Тонкие и четкие черты лица — рисунок пером, пушистые темные волосы — размытая акварель. Глаза блестели, как драгоценные камни, глядя так пронзительно и властно, что хотелось склонить голову и не поднимать, пока не разрешат.
А что при этом творилось с моими мозгами… Откуда я, например, знал, что сила, пылающая в глазах Ники, — не ее собственная? Сила, к которой она причастна, но которую она и сама не осознает. Я вспомнил ее рассказ о том, как она пыталась в тринадцать лет убить врага с помощью боевой магии. Да если бы я в таком возрасте, ничего не понимая, оказался в лимбе… Елки-палки! Еще долго просыпался бы по ночам от кошмаров. Если бы вообще ухитрился выбраться оттуда живым. А она до сих пор не может простить себе, что проиграла битву. И при этом считает, что была обычной восьмиклашкой! Как же плохо она себя знает!
— Куда пойдем-то? — спросила Ники.
— А давай на Елагин остров? — само вырвалось у меня.
Ники взглянула на меня, словно спрашивая: «Почему именно туда?», но возражать не стала.
Это была моя вторая прогулке в лимбе. И конечно, разница между осознанным действием и блужданием в потемках оказалась огромная. Я следовал за Ники, не беспокоясь о посторонних вещах, и по ее совету учился смотреть двумя глазами сразу. Дело оказалось нелегким. Натуральное гуляние по трясине. Я то ухал с головой в мутную зелень, то выныривал на поверхность, морщась от головной боли. Но понемногу получалось все лучше. Хотя удовольствия по-прежнему не доставляло. Зато всякие злобные здешние сущности — уж не знаю, из-за меня или из-за Ники, — в этот раз держались от нас на почтительном расстоянии.
Мы перешли Приморский проспект, вошли в ворота парка и на мосту через Большую Невку, не сговариваясь, остановились.
С того вечера здесь ничего не изменилось. Все так же медленно плыли-летели льдины в черной и маслянистой, как нефть, воде. Справа проносились автомобили, слева чернел парк. Разве что ветер стал чуть теплее. Он дул с запада и пахнул морем.
