– Но я должен встретиться именно с нею! – воскликнул я. Благодаря своим записям, я помнил слова Светлого бога, говорившего устами оракула, и рассказал об этом Деве.
– Ты ошибаешься, – возразила она. – Убийца волков [97]сказал лишь, чтобы ты отправился в святилище моей матери, но тебе вовсе не обязательно говорить с нею. Что же до той сивиллы, то ее слова – как всегда, довольно бессвязная мешанина из того, что на самом деле сказал Убийца волков, причем изложенная в форме дурных виршей. Вот очаг, о котором она упоминала. И ты стоишь «в доме подземном», хотя это помещение отнюдь не всегда связано с Нижним миром. Ты желал поговорить с моей матерью, однако же пред тобой предстала я, а ведь я куда прекраснее да и могущественнее, чем она.
– Раз так, богиня, могу ли я молить тебя об исцелении и о возвращении на родину, к друзьям?
Она улыбнулась.
– Ты хочешь все помнить подобно остальным людям? Но в таком случае, ты никогда не сможешь забыть меня.
– Я и не желаю этого! – воскликнул я, однако сразу же понял, что говорю не правду.
– А многие хотели бы, – промолвила она. – Или, по крайней мере, им так кажется. Знаешь ли ты, кто я?
Я покачал головой.
– Ты встречался с моим мужем, однако даже он пропал в том тумане, что окутал твою память. Я правлю Царством мертвых.
– Тем более я не вправе забывать тебя. Ах, если бы только люди знали, как ты прекрасна! Они бы так тебя не боялись.
– Они знают, – сказала Дева и сорвала со своего хитона цветок люпина. – Вот тебе волчий цветок [98], ведь ты носишь волчий зуб [99]. А знаешь, где этот цветок был рожден?
Я догадался и сказал:
– Под землею.
Кора кивнула.
– Если бы не исчезли десять тысяч других, этого цветка никогда бы не было. Ведь мертвые – деревья и травы, звери и люди – посылают вам все, что есть на земле живого: и людей, и животных, и деревья, и злаки.
– Богиня, ты сказала, что я забрел в твое царство. Я этого не помню, но освежи мою память, и я сделаю все, что хочешь, чтобы исправить свою оплошность, если я ее совершил.
– А как ты искупишь оскорбление, которое нанес моей матери?
– И этого я тоже не помню, – признался я. – Но сожалею о содеянном от всего сердца.
– Ах вот как? Значит, ты уже не такой упрямый, каким был когда-то? Если б это касалось меня, а не матери, я бы, пожалуй, и простила тебя сейчас.
Но это не мое дело. – Кора улыбнулась бесконечно доброй улыбкой женщины, которая ни за что не сделает того, о чем вы ее просите, однако прямо вам не откажет. – Я непременно передам ей твои извинения и, может быть, даже заступлюсь за тебя перед нею.
Боюсь, она успела заметить, как в глазах моих вспыхнул гнев, прежде чем я успел отвести взгляд, ибо отступила на шаг, но не отвернулась.
– Не надо просить! – Рука моя сама невольно потянулась к мечу, и тут я понял, почему боги запрещают входить в храмы при оружии.
– Ты мне угрожаешь? Разве тебе не известно, что простой смертный не может причинить зла богине?
– Нет, этого я не знаю. Как не знаю и того, что я простой смертный.
Возможно, это действительно так. А может быть, и нет.
– Тебя и твой меч благословил Посейдон, но теперь я куда могущественней его, да и меча сейчас при тебе нет.
– Ты права, – согласился я. – Сейчас при мне лишь мои руки. Что ж, придется надеяться только на них.
– Так ты намерен драться с той, кому должен поклоняться как богине и прекрасной женщине?
– Если в том не будет нужды, я и слова не скажу против тебя, богиня. О Дева, я не хочу причинять зла ни тебе, ни твоей матери! И пришел я сюда в надежде… – в горле у меня точно сухая корка застряла.
– Стать таким как все? Узнать, где твой дом и друзья?
– Да!
– Однако, угрожая мне, ты добьешься лишь смерти. И тогда действительно станешь моим, как и многие другие; царство мое станет для тебя родным домом, а мои рабы – твоими друзьями.
– Лучше это, чем жить так!
И тут комната наполнилась столь сильным могильным запахом, что он забил даже аромат кедровых поленьев в священном очаге. Смерть поднялась из-под пола и встала рядом с Корой; пальцы скелета сжимали край черного плаща.
– Мне нужно только сказать: "Он твой", – и жизнь для тебя кончена, – промолвила богиня.
– Что ж, я готов встретиться со Смертью лицом к лицу, если это необходимо.
Улыбка Коры потеплела.
– Когда ты умрешь по-настоящему, на твоем надгробии напишут: "Здесь покоится тот, кто осмелился спорить с богами". Я непременно об этом позабочусь! А пока я не хотела бы забирать в свое царство столь юного героя.
Смерть тут же исчезла – бесшумно, как и появилась.
– Ты просил меня о трех милостях; я подарю тебе одну, и ты сам должен ее выбрать. Хочешь ли ты исцелиться? Или же хочешь вернуться к своим друзьям? Или же ты предпочтешь снова увидеть родной дом, хотя так его и не вспомнишь? Предупреждаю, мать моя непременно захочет как-то повлиять на твою судьбу, что бы ты ни выбрал; а я никаких уступок тебе больше не сделаю. Если же ты снова вздумаешь грозить мне, то отправишься прямо в страну Тех, Кто Более Не Жив [100].
Я глянул в ее прекрасные, нечеловеческие глаза и не смог решить, что же выбрать.
– Хочешь освежиться? – спросила она. – Выпей моего вина, а уж потом решай. Хотя если выпьешь слишком много, должен будешь навсегда остаться со мною.
Я был рад любому предлогу, лишь бы как-то отложить принятие решения, и сказал:
– Но тогда, о Дева, я уже не смогу увидеть ни своих друзей, ни родного города?
– Ничего, все это в скором времени тоже будет принадлежать мне. А ты, я погляжу, не только молод и хорош собой, но и весьма храбр! Что ж, раздели со мною ложе, пусть родится еще один великий герой. А вино найдешь вон в том колумбарии.
Она показала мне нишу в стене, где стоял запыленный кувшин и чаша, в которой пауки давно уже сплели свои сети. Волосы у меня от ужаса встали дыбом.
– Что это за место? – спросил я ее.
– Разве ты не знаешь? Как быстро они все забывают там, наверху! Вся раса людская должна бы просить даровать им память, не ты один. Ты находишься в мегароне [101]царя Келея. Смотри, вот на стене перед тобой изображен приехавший в гости к Келею Минос, еще более могущественный правитель Крита. Теперь-то Келей стал подданным нашего подземного государства, а Минос у нас – один из главных судей; никто не может лучше него прояснить истину, замутненную во время ссоры. У тебя за спиной горит священный огонь, в котором моя мать хотела закалить и очистить сына Келея.
