Росов впереди не было видно. Видно, тычутся как слепые котята, ища храм где-то у Снежной горы, думали бастарны.
Дойдя до бурного потока, Ясько повернул налево, вверх по его течению. Поток брал начало в самом сердце Черной горы, в седловине между двумя горами, где раскинулось окаймлённое зарослями камыша и осоки озеро. Пастух остановился, снял и свернул плащ.
— Чувствую большую силу. Силу холода, смерти, ветра, — проговорил друид. — Не это ли озеро Неистовое, куда собираются души заложных мертвецов? Верно, и храм недалеко?
«Будет вам вместо храма само пекло. Здесь холодное, а там горячее», — мысленно произнёс Ясько, но вслух не сказал ничего. Только бы не сорвалось с уст друида заклятие, снимающее круг... Пастух окинул взглядом полонину, озеро, горы и заметил на вершине горы фигурку в белом плаще. Улыбка тронула губы Яська. Но не будь на горе никого, он бы всё равно сделал то, что задумал. Осенив себя косым солнечным крестом и тронув рукой оберег из медвежьего клыка на шее, Словении с силой швырнул плащ в озеро.
В тот же миг гладь озера покрылась льдом. Сразу похолодало. Потом лёд треснул, из-под него вырвался и понёсся в небо всадник в белом, на белом, словно туман, коне. А следом из озера встал столб крутящегося снега и льда, поднимая жгучий холодный вихрь, оторвался от поверхности и поднялся в небо вслед за всадником. Ясько, схватив Бесомира за ногу, сдёрнул его с коня, оглушил кулаком, а сам закричал во всё горло:
— Эй, утопленники, удавленники, неупокоенные, безвестные! Снег — на нас, град — на нас!
Бастарны выхватили мечи. Пастух с невероятной ловкостью уворачивался от ударов. Пёсиголовец сбил с него войлочную шапку, рассёк кожу на голове. Но миг спустя кельтам стало уже не до бывшего раба. Снег чуть ли не лавиной обрушился на них с неба вперемешку с крупным градом. Ветер забивал дыхание, валил с ног коней вместе со всадниками, и снег тут же живьём хоронил упавших. Огромные, с кулак, с голову, градины оглушали, ломали кости. С пробитым черепом рухнул конь Цернорига. Не успел царь подняться, как крупная градина ударила его в голову, и он потерял сознание. Испуганная лошадь Гвидо понеслась прочь, но сорвалась с обрыва и покатилась по крутому склону вместе со всадником. А туча двинулась, засыпая леса снегом и градом, на юго-восток, к Верховине.
Тем временем из озера выскочил ещё один всадник и ещё одна туча понеслась в другую сторону — к Снежной, по склону которой поднимались росы. Ардагаст, заметив тучу, хотел погнать коней вниз, в долину Прута, исток которого шумел водопадами, но Вышата крикнул:
— Не пытайтесь ускакать! Тучу на нас ведьмак-градобур гонит. Сейчас я её...
Подняв жезл со змеёй и жабой, волхв принялся отгонять тучу. Но она наползала всё ближе, всё грознее. Вот уже встала над головами, касаясь краем снежной шапки горы. Ветер рвал плащи. Замерзшие руки с трудом удерживали поводья. Кони бесновались. Лошадь Шишка, не выдержав, понесла всадника прочь. Следом помчался верный Серячок.
И тогда Ардагаст высоко поднял над головой Колаксаеву Чашу. Золотое пламя ударило вверх, навстречу снегу и граду. Росы оказались словно внутри прозрачной золотистой юрты. Градины и снег лишь скользили по её стенкам, усыпая склон. Лошади, усмирённые заклятиями волхвинь, притихли. А снаружи бушевал ветер. Из снежной пелены выглядывали бледные лица с вывалившимися языками, головы, разрубленные оружием или изуродованные когтями зверей, белые, раздувшиеся тела. Худые белые руки со скрюченными пальцами тщетно царапали золотистую преграду и тут же отдёргивались.
Отталкивая эти мертвенно-белые руки, к росам тянулись чёрные когтистые лапы вихревых бесов. Покрытые чёрной шерстью, хвостатые, бесы хлопали нетопырьими крыльями и завывали громче всех. В их животах, лишённых спереди кожи и мышц, были видны внутренности, словно в распотрошённой туше, за что вихрей и звали в Карпатах котолупами.
Воины ругались, поминая всю Чернобогову родню.
Даже привычные ко всему волхвини с трудом выдерживали мерзкое зрелище.
Ясень выхватил акинак и метнул его прямо в живот одному из котолупов. Бес взвыл, закрутился вихрем и исчез, а на снегу остался окровавленный клинок. Увидев это, другие воины стали не только метать акинаки, но и рубить мечами котолупов сквозь золотистую преграду. У царя, Неждана, Сигвульфа и Хилиарха клинки были посеребрённые, и от них бросались в стороны не только вихри, но и духи заложных. Наконец, не выдержав стали, жезла Вышаты и чар волхвинь, нежить с нечистью улетели прочь, унося с собой снег и град. В небе снова засияло солнце, и свет его резал глаза, отражаясь от снега, покрывшего склон.
Лошадь Шишка, спасаясь от бури, пронеслась через всю полонину и успокоилась только в лесу. Не любивший быстрой скачки, леший обессиленно сполз с седла и привалился к стволу ели. Серячок улёгся рядом. Вдруг из-за кустов несмело выглянули двое детей: мальчик лет пяти и девочка моложе. Увидев волка, они оробели ещё больше, Но Шишок улыбнулся им столь добродушно, что дети решились выйти из зарослей.
— Дяденька, ты из росов?
— Вроде того. А вы откуда узнали?
— А ты на коне и добрый. Мы от росов у тёти богини прятались, а они никого не тронули, даже росская ведьма тётю только прогнала. А волохи злые, они тятю увели, — сказал мальчик.
— И чугайстыря позвали. Он нашу маму съесть хочет! — шмыгнула носом девочка.
Из-за дерева вышла косматая лесная богиня, встревоженно обняла детей. Просительно взглянула из-под толстых надбровий:
— Помоги нам, росский леший. Чугайстырь Марику возле усадьбы стережёт. Волошский колдун её кругом обвёл и грозился чугайстырю отдать.
— А волохи где?
— На полонину поехали. Главный у них в шлеме с рогами и с орлом.
Шишок решительно поднялся:
— А ну, Серячок, беги к нашим, всё расскажи! Да дорогой погляди, где волохи. А я к озеру пойду. В наших лесах духи друг друга не едят! А леших-людоедов мы на Случи десятерых одолели!
Чугайстырь уже долго сидел под плетнём, лениво ругал мавку, расписывал, как разорвёт её надвое, как будет жарить, а как — есть, и время от времени пробовал, не снят ли колдовской круг. Тот был нанесён кое-как и постепенно слабел. Марика в ответ донимала лесного хозяина дерзкими насмешками, хотя сердце замирало всякий раз, когда он бросался на невидимую преграду, прогибавшуюся под его напором. Мавка думала об одном: только бы не ушёл искать её детей — они для пожирателя мавок тоже не люди. И надеялась на одно: что её муж вернётся и одолеет волосатое чудище. Он ведь самый сильный и смелый в Карпатах... А хуже смерти от лап чугайстыря для них с Яськом было только снова стать рабами Цернорига.
