* * *
После занятий и семи походов к ксероксу, чтобы распечатать больше газет, Кэми нанесла визит в дом Монтгомери. На улице было все еще светло, ужасные стекла и стальные рамы белого дома поблескивали на солнце, когда-то пробивалось сквозь облака. Кэми проскользнула через ворота заднего двора и заметила какое-то движение в окне. Она слегка переживала, что дома может никого не оказаться.
Когда она дернула заднюю дверь, та оказалась открытой. Ржавый стоял на кухне, засунув голову в холодильник. Он вынырнул с пакетом полного нарезанного сыра и сонно заморгал карими глазами, заметив её.
— Кэмбридж, — сказал он. — А Анджелы нет дома.
— Замечательная новость, — сказала Кэми. — Так как я пришла, чтобы увидеться с тобой.
Ржавый выглядел и радостным, и встревоженным. Он закрыл холодильник и прислонился к гранитной столешнице.
— Вещай, — подбодрил он ее. — Сыр?
— Сыр порезанный на пластины, похожие на пластмассу, которую невозможно прожевать.
— Именно так, — сказал Ржавый, поедая его. — Но альтернатива порезать сыр самому была бы предательством моей приверженности безделью. — На нем была надета свежая совершенно новая футболка, цвет которой контрастировал с его темными волосами, торчащих во все стороны. Объективно взглянув на него, Кэми вынуждена была признать, что он восхитителен.
Вполне возможно, что Эмбер и правда просто заинтересовалась им, но Кэми считала, что она все-таки прощупывала почву.
— Итак, ты встречаешься с чародейкой, работающей на Роба Линберна, — сказала Кэми. — Просто подумала, что ты должен знать.
Ржавый приподнял брови.
— В очередной раз добрый молодец введен в заблуждение бесспорной сексуальностью зла.
— Ржавый!
— Да ладно тебе, Кэмбридж, — сказал Ржавый. — Ты же знаешь, что так и есть. Столько подобных примеров в романах да фильмах, и превосходные графические, и со всеми утомительными словами, которые ты так наслаждаешься, по какой-то загадочной причине. У тебя есть доблестный герой и соблазнительная распутница, пытающаяся завлечь его на темную сторону.
Кэми бросила свою школьную сумку на стол. Ржавый одарил её доброжелательным взглядом и пошел в чудовищно белую гостиную Монтгомери. Кэми следовала за ним по пятам.
Даже страшные кубистские картины на белых стенах были сделаны из слоновой кости и сливок. Кэми пришлось перебороть искушение разуться, в то время как Ржавый развалился на жемчужном диване и закончил поедать сыр.
— Не переживай ты так, — сказал он ей. — Не имеет значения, какую из непослушных лисиц они пошлют на штурм моей добродетели. Моя сила сравнима с силой десятерых, ибо сердце мое чисто.
— Ржавый — ты идиот, — сообщила ему Кэми. — Я же говорила тебе, что она злая колдунья. Значит, ты все знал и, значит, ты не пытаешься спасти её своей любовью или типа того, а?
Ржавый вытянул руку ладонью вниз и качнул кистью из стороны в сторону.
— Э. Честно...не много ли усилий приложить бы приложить, а?
— Хорошо, тогда чем, по твоему мнению, ты занимаешься? Шпионишь?
— Я же объясняю тебе, что это злополучная сексуальность зла. Сексуальность, которая полыхает пламенем милого-премилого ада. — Ржавый приложил руку к сердцу. — Но как я и сказал, не волнуйся. Я буду бороться с искушением, неважно насколько искушительным оно будет.
Кэми села рядом с ним. Материал дивана был таким скользким, что ей показалось, будто она тут же скатится вниз.
— Ржавый, это серьезно. Мы команда: мы должны сообщать друг другу подобную информацию. Мы должны доверять друг другу. И нет такого слова «искушительным».
— Как скажешь, — сказал Ржавый. — Позволь мне справиться с этим. Доверься мне, Кэми.
Кэми оглядела его удивленными глазами. Он редко когда звал её настоящим именем.
Еще реже он был серьезным и внимательным, но сейчас он выглядел именно таким, облокотившись на подушкам и склонившись в ее сторону. Его темные волосы разметались по бледной шелковой обивки дивана.
— Я знаю, что думаю обо мне другие, — сказал Ржавый. — «Этот Ржавый», говорят они, «обаятельный и обалденный», конечно же, это первое, что они говорят — они же не слепые. А потом добавляют: «У него амбиций и драйва как у шоколадного пломбира».
— Ржавый, нет, — сказала Кэми.
Ржавый поднял руку и жестом попросил её умолкнуть.
— Они правы. Я такой. А почему нет? Мне по большей части дается все легко и просто. Я слеплен из такого теста. Расселл Монтогмери Третий, — добавил он, и улыбнулся. — Я именно тот сын, которого хотели мои родители: никаких проблем, никаких требований. Зачем что-то требовать, если я и так это получу? У меня была когда-то своя детская в Лондоне, довольно большая. До сих пор скучаю по сончасу по расписанию. А потом, как-то раз, я услышал шум за дверью, ребенок орал во всю глотку. Это была Анджела.
Ржавый вновь поднял руку, чтобы не дать Кэми заговорить и сделал еще какой-то жест, значение которого Кэми не поняла.
— Очевидно, что со мной уже как-то знакомили Анджелу. Они принесли ребенка из роддома и показали его мне, а потом было еще это крещение, на которое её одели в кружевное платье, похожее на безе, в котором она напоминала двухмесячную невесту. Весь её вид вызывал странное чувство тревоги. Мы были немного знакомы, но, честно говоря, меня больше интересовали мои игрушечные грузовики и погремушки. Она только и делала, что все время кричала, и это было интересно, потому что я считал, что это так глупо. Я знал, что она ничего не хотела, потому что нас так воспитывали — няня всегда проверяла, чтобы у неё было все, что она хотела, хотя ей и не платили за хлопоты. Я правда не понимал, зачем Анджела делала это, поэтому я вышел за двери и поднялся наверх, чтобы найти её. Она просто лежала в своей кроватке, потому что младенцы лишены воображения. И я знаю, что люди сейчас считают Анджелу красоткой, но никто из этих людей не видел её в младенчестве. Она была просто чудовищно отвратительна. Я клянусь, что она была похожа на злого помидора-мутанта, и издавала звук, похожий на кошачий, обладательницу которого скормили принтеру.
— Понимаешь, я просто не мог понять этого? Почему она так злиться, когда все отлично. Мне хотелось уйти и притвориться, что ничего не происходит. Но я мог сказать с уверенность, что она была несчастна. Она сосем не собиралась стать похожей на меня, вроде как удовлетворенного всем человека. Она собиралась вечной яростью мира, и вот там был только я, который обратил на неё внимание. Так что я забрал её в свою комнату и показал ей свои погремушки, и с тех пор мы были вместе с Анджелой. А потом мама с папой решили устроить нас в дом в окружении всей этой мирного пасторального зла, и там был ты. Тебя заботит огромное количество вещей, как и Анджелу, и тебе даже не хватает элементарных правил приличия, чтобы притвориться, будто это не так. Только ты не злишься из-за того, что тебя это волнует, потому что рядом с тобой всегда был кто-то, кто мог подать всякую младенческую белиберду, без которой не могут дети и из-за чего плачут, и твой дом был...я бы хотел себе такой же, когда-нибудь, быть кем-то вроде твоего отца кто может помочь сделать что-то вроде вашего дома. Когда я уехал в колледж, все было отлично, для меня всегда все было отлично, но ничего не имело значения. Так что я типа слинял оттуда, прихватив с собой Клода, что оказалось ошибкой, но я же не знал, что у тебя настолько плохой вкус, чтобы встречаться с одним из моих друзей. Я бы никогда не пригласил его погостить, если бы знал, что он отрастит ту козлиную бородку. Его будто подменили. Ничтожный с раздувшимся самомнением Клод.
