— Крошке оно тоже не нравится, — заметил Конрад.
— Зато у нас будет крыша над головой, — сказал Данкен. — Ночь обещает быть сырой и холодной.
— А как насчет клопов и вшей?
Красотка прижалась к Дэниелу, норовя укрыться от пронизывающего ветра.
— Уверяю тебя, Конрад, — произнес Данкен, поправляя перевязь, — я разделяю ваши с Крошкой опасения, однако мне как-то не хочется проводить в такую погоду ночь на открытом воздухе.
— В любом случае надо держаться вместе, — заявил Конрад. — Нельзя, чтобы нас разлучили.
— Верно, — согласился Данкен. — Ну что, идем? Спускаясь по склону холма, Данкен нащупал под плащом висевший на поясе кошелек, объемистую матерчатую сумку, в которой лежал манускрипт. Он словно услышал, как захрустел под пальцами пергамент. Внезапно рассердился на себя. В самом деле, сколько можно проверять, на месте ли манускрипт, потворствовать собственной глупости?! Ни дать ни взять, деревенский паренек, что направляется на ярмарку с пенни в кармане и раз за разом проверяет, не потерялась ли монетка. Данкену вспомнились слова его милости: «От этих листочков зависит, возможно, будущее человечества». Впрочем, его милость склонен все преувеличивать, так что, пожалуй, не стоит принимать фразу всерьез. Хотя, мысленно поправился Данкен, вполне возможно, что престарелый церковник прав. Все выяснится, когда они прибудут в Оксенфорд. Так или иначе, именно манускрипт — несколько плотно исписанных страниц — заставил его двинуться в путь, покинуть суливший уют и безопасность Стэндиш-Хаус и искать сейчас приюта в поместье, где, как справедливо подметил Конрад, постели наверняка кишат клопами.
— Меня тревожит одна вещь, — проговорил Конрад, шагавший бок о бок с Данкеном.
— Да? Мне казалось, что тебя ничто на свете не тревожит.
— Кроме Малого Народца, — отозвался Конрад. — Куда они все подевались? Ведь кому, как не им, было улизнуть от Злыдней. Или, по-вашему, гномы, гоблины и прочие на такое не способны?
— Вероятно, они испугались и попрятались, — предположил Данкен. — Насколько я знаю, прятаться они умеют.
— И как я не сообразил?! — воскликнул Конрад, светлея лицом.
Чем ближе они подходили к поместью, тем все больше убеждались в том, что его никак нельзя отнести к процветающим. Наиболее подходящим словом было «обветшавшее». Тут и там над палисадом торчали головы любопытных, однако никто не потрудился опустить мост, а без него нечего было и думать о том, чтобы перебраться через ров. От зеленоватой воды во рву, в которой плавали некие бесформенные куски, напоминавшие разложившиеся человеческие тела, исходила отвратительная вонь.
— Открывайте! — рявкнул Конрад. — Путники требуют приюта!
Его призыву, похоже, не вняли, и он вынужден был повторить свои слова. Наконец, под скрип дерева и лязг цепей, мост начал опускаться. Очутившись перед воротами, путешественники увидели во дворе большую толпу людей. Те выглядели бродягами, сущими оборванцами, однако были вооружены копьями, а некоторые — даже самодельными мечами.
— Назад! — прорычал Конрад, замахиваясь дубинкой. — Прочь с дороги!
Оборванцы отступили, но копий не опустили, да и мечи оставались пока обнаженными. Из толпы, приволакивая ногу, выбрался низенький человечек.
— Мой господин приветствует вас, — проговорил он визгливым голосом, — и приглашает к столу.
— А наши животные? — буркнул Конрад.
— У стены есть крытый загон, — отозвался колченогий коротышка. — Там найдется сено для лошади и осла, а собаке я принесу косточку.
— Никаких косточек, — возразил Конрад. — Мяса, и побольше, столько, сколько съест.
— Хорошо, я поищу мяса.
— Дай ему пенни, — велел Данкен своему напарнику.
Конрад достал из кошелька монету и швырнул коротышке. Тот поймал ее на лету и в знак благодарности прикоснулся пальцами ко лбу — в его движениях сквозила насмешка.
Загон представлял собой обыкновенный навес; тем не менее он худо-бедно защищал от ветра и дождя, Данкен расседлал Дэниела и положил седло у стены. Конрад снял с Красотки поклажу и взгромоздил вьюки поверх седла.
— Может, вам лучше взять вещи с собой? — предложил коротышка — Так будет безопаснее.
— С ними ничего не случится, — уверил его Конрад. — Если кто попробует поживиться ими, ему переломают ребра или, может статься, свернут шею.
Толпа оборванцев незаметно рассеялась. Перекидной мост с протестующим скрипом пошел вверх.
— Пожалуйте за мной, — сказал коротышка. — Хозяин ожидает вас.
В огромном зале царил полумрак, насыщенный непередаваемым зловонием. На стенах висели факелы, которые не столько светили, сколько чадили и коптили потолок. Тростник на полу, судя по всему, не меняли на протяжении месяцев, если не лет; повсюду валялись кости — подачки собакам или просто отброшенные за ненадобностью, после того как были обглоданы. Кроме того, пол усеивали кучки собачьего кала. В зале пахло мочой — собачьей и, по всей вероятности, человеческой. В дальнем конце помещения виднелся очаг, в котором жарко пылало пламя. Дымоход, по-видимому, был засорен, поэтому дым частично выходил наружу, а частично стелился по залу. Посреди зала располагался длинный деревянный стол, за которым сидели весьма подозрительные на вид люди. Им прислуживали подростки, разносившие тарелки и кружки с элем.
При появлении гостей разговор за столом стих, и бражники принялись с откровенным любопытством разглядывать путешественников. Собаки повскакивали со своих мест и оскалили зубы.
— Милости просим, друзья, — приветствовал путников человек, сидевший спиной к очагу. — Добро пожаловать к столу Гарольда Потрошителя. — Он встал и крикнул прислужникам: — Ну-ка, выгоните отсюда этих поганых псов! Не хватало еще, чтобы они покусали наших гостей!
Подростки бросились выполнять распоряжение, усердно раздавая пинки. Собаки с визгом разбежались кто куда.
Данкен шагнул вперед. Конрад следовал за ним по пятам.
— Благодарю вас за ваше хлебосольство, сэр, — сказал Данкен.
Гарольд Потрошитель был скуласт и космат. Его волосы и борода производили такое впечатление, будто в них обитали крысы. Он носил плащ, об истинном цвете которого можно было только догадываться — настолько материя пропиталась жиром. Воротник и рукава плаща были оторочены побитым молью мехом.
— Присаживайтесь, сэр, — пригласил Потрошитель, указав взмахом руки на место рядом с собой.
— Меня зовут Данкен Стэндиш, — произнес юноша, — а моего спутника — Конрад.
— Он ваш слуга?
— Нет, не слуга, товарищ.
