— Не стану лицемерить, — громко продолжал он, — у меня достаточно скверная известность. Но, может быть, мировое сообщество выиграет от того, что искрень попадет в наши руки… Мы с вами объединимся, Анюта. Подумайте. Я не предлагаю дружбу навек — сотрудничество с весьма ограниченной целью: обезвредить искрень.
— Начнем с того, что вы развяжите пигалика.
Конечно, они слишком хорошо знали друг друга. Они тянули, перекидывались пустыми словами, за которыми стояла некая иная, ничем не обозначенная разведка и проба сил. Даже Золотинка вниз головой понимала это. Ничего решительного не происходило. Рукосил не ответил, а Анюта начала спускаться с лестницы, может быть, для того, чтобы развязать пигалика собственноручно. Рукосил не вмешивался, послужильцев его и вовсе не было слышно. С площади доносился победный рев: кто-то там брал верх — то ли дикари, то ли уроды.
Если она развяжет пигалика, все кончится хорошо, горячо загадала Золотинка.
Стремительно топотнул человек, в тот же миг другой, и Рукосил отчаянно вскрикнул:
— Руки! Рот! Руки держите!
Золотинкино сердце скакнуло, екнуло, и все было кончено. Рукосил заговорил успокоено, как человек, счастливо избежавший опасности:
— Не давайте ей ничего произнести, ни слова! И руки держите! Каждое слово — заклинание, ваша смерть!
Слышалось напряженное дыхание нескольких человек. Потом стена озарилась трепещущим ржавым светом и Золотинка разобрала произнесенную отчетливым шепотом рядом с корзиной бессмыслицу:
— Топ капо опак пот!
Анюты не стало.
Золотинка почувствовала это всем своим существом. Подручники расслабились, сбросив напряжение, им нечего стало держать — волшебница не упала, не умерла, ее просто не стало в руках. Они заговорил вполголоса, но свободно…
И снова содрогающий сердце, внезапный вскрик, топот, железный лязг, хрип, вой… звучное падение тела. И Рукосил вскричал:
— Болваны!
Поднялся испуганный галдеж:
— Сам же кинулся. Сволочь.
— Мразь, недомерок!
— Лещ скопытился, глянь: зенки выкатил! Все.
— Как развязался?
— Болваны! — повторил Рукосил упавшим голосом. — Это будет стоить войны. Убили пигалика… Он что, мертв?
Кто-то сказал:
— Падаль.
А Рукосил:
— Добейте!
Золотинка не могла зажать уши и потому зажмурилась, когда услышала хруст разрываемой железом плоти.
— Ну, Видохин, ты за все заплатишь!
Где был Видохин все это время?
— Бегом наверх, осмотрите все! Каждую щель! — взвинчено распоряжался Рукосил. — Да шевелитесь, что вы, как клопы в кипятке?! Ананья, ведь это война, пигалики не простят.
— Искрень все спишет, мой государь.
— Искрень! — воскликнул Рукосил в лихорадочном возбуждении. — Да был ли искрень? А? Как не усомниться? Была ли девчонка?.. Видохин, отрок твой был? Встряхните его! Мамот! — Звучная оплеуха. — Видохин, отрока зовут Золотинка, слышишь?
— Никого нет, мой государь! — крик сверху.
— Искать! Как это никого?! Искать, собаки!
— Золотинка. Правильно, его зовут Золотинка, — подавленно проговорил Видохин. Старик был еще жив.
— Это что?
— Договор.
— Какой к черту договор?! Пока что я вижу бумагу из конторской книги: здравствуй, Юлий милый! Это договор?
— Золотинка, он уступил им душу задешево. Золотинка продался пигаликам. А мне достался клочок бумаги — все. Пигалики всегда успевают перебежать дорогу. А ведь я видел его как тебя, Рукосил. Он явился в сиянии эфира, источая нежнейшие благовония Смирты. Я мог коснуться его рукой… Струилось золото волос, разобранных жемчужными нитями. Зеленая листва покрывала прозрачные шелка одежд, чудесная зелень увивала гибкие руки его и стан. Неслышно, легчайшей стопою сошел он с облачка и предстал, нахмурив брови.
— С ума сбредил, — свистящим шепотом заметил Ананья.
— Ну, и что он тебе сообщил, проросший отрок?
— Он прибыл, чтобы изъявить мне порицание. Дух золота, божественный отрок, олицетворение совершенства и красоты…
— Встряхните его, ласково.
Ананья или Мамот ударили старика — суховатый костяной звук, и Видохин отозвался стоном.
— Наверху ни души! — снова объявил голос со второго яруса.
— Болван! — огрызнулся Рукосил.
— Восемнадцать лет назад я продал тебе оптом свое искусство. И был за это наказан: чистое искусство покинуло меня навсегда.
— Растительный отрок передал тебе это важное сообщение?
— Он спустился в мерцающем облачке…
— Ну, дальше! Не тяни!
— Струилось золото волос…
Глухой удар и вскрик.
— …Его увели пигалики, — сипло и невнятно, разбитыми губами, простонал Видохин.
— Кто именно?
— Буян.
— А ты и рот раззявил?
— Красный жених и лилейная невеста… Горючая кровь золотого духа. Два стакана крови божественного отрока хватило бы мне, чтобы зачать любомудрый камень.
— Буян пожалел тебе два стакана крови?
— Не дали.
— Ты просил?
— Я извивался во прахе. Целовал следы его ног.
— Отрока?
— Буяна. Душа золотого отрока в его крови. Пигалики по капле вынут из него душу.
— Когда его увели?
— Вечность прошла и единый миг после вечности. По вашему летоисчислению это час.
— Красный жених и лилейная невеста?
— Горючая вода и кровь золота — вот истинная основа. Сочетать их должным образом. Вот порог вечности, на котором я споткнулся.
— Ты объяснил это все Буяну?
— Да.
— И он пожалел для тебя два стакана чужой крови?
— Увы! Кто его за это упрекнет?
— Вонючий недомерок!
— Красный жених и лилейная невеста должны зачать.
— Я понял… Поставьте эту рухлядь на ноги.
Послужильцы кинулись поднимать Видохина, с немалой возней, шумом и топотом, поставили его, как требовал Рукосил. Полыхнул беспокойный красно-рудый свет. Рукосил принялся шептать, перемежая колдовскую тарабарщину человеческими словами — внезапно упало что-то тяжелое.
— А! — взвизгнул кто-то из послужильцев. — У! — завыл он и выругался.
Золотинка ожидала, что Видохин исчезнет так же, как исчезла Анюта, но он остался. Разве что голос его внезапно, прыжком сместился. Только Золотинка слышала ворчливое дребезжание там, как оно, оборванное на полуслове, продолжалось здесь. То есть у Золотинкиных ног, где у людей головы.
— О! — застонал Видохин. — В омут! Кто огрел?
— Простите, мой государь!
— Собака! — простонал Видохин. — Говорил же, тихонько!
И тут Золотинка поняла, что исчез не Видохин, а Рукосил. Видохин остался и своим дребезжащим, пресекающимся от слабости голосом распоряжался Рукосиловыми послужильцами.