— Звать Бруно?
— Да, пожалуйста, — она снова забралась в постель и закрыла глаза.
Бруно появился довольно скоро, поставил обезболивающее и противорвотное, велел связаться с ним через час в любом случае — станет лучше или нет.
— Угу, — пробормотала Элоиза и отключилась.
26. О себе и о других
И снова — пробуждение в сумерках. В спальне темно и тихо, в гостиной кто-то есть. Не кто-то, Себастьен. В общем, даже не пришлось слишком напрягаться, чтобы это понять.
Шевелиться можно. Руки-ноги поднимаются и тянутся. Голова не болит.
Элоиза села, вдохнула-выдохнула. Боли нет, но до нормы далеко. Ещё раз прислушалась. Звук закрывающейся книги, затем массивное тело поднимается с дивана, затем шаги.
— Я правильно слышу? Правильно, — он подошёл, сел и обнял её. — Как вы?
— Терпимо. Как будто треснувшее яйцо на плечах. Двигаться можно, но медленно и осторожно.
— Бруно очень желал побеседовать с вами, когда вы проснётесь. Так что я ему звоню.
— Звоните, — вздохнула Элоиза и побрела в ванную.
Когда она вышла в гостиную одетая, умытая и с переплетёнными начисто волосами, Бруно был уже там.
— Доброго вам вечера, уважаемая госпожа де Шатийон, — преувеличенно любезно поклонился он. — Не желаете измерить давление?
— Думаете, нужно? — она села рядом с ним.
Он, впрочем, измерил давление, посчитал пульс, что-то там ещё сделал, Элоиза не следила.
— Я вам ещё неделю назад сказал, что нужно. Вы меня послушали?
— Я думала, что посплю, и всё пройдёт.
— И пошли работать без отдыха. Так вот, сообщаю вам следующее. Я уже поговорил с его высокопреосвященством и рассказал ему об ухудшении вашего состояния. На будущей неделе вы на работу не ходите. Вы лежите, вам колют и капают препараты, и делают физиопроцедуры. Если будете выполнять предписания — лежите здесь. Если не будете — положу в палату и приставлю охрану. Понятно?
Элоиза не любила, когда кто-то что-то решал за неё. Но здесь — показалось оправданным.
— О да, — кивнула она. — Я выбираю лежать здесь и выполнять предписания.
— Вот и отлично. Начнём сегодня же. Монсеньор, госпожу де Шатийон следует накормить, потом позвоните, пришлю кого-нибудь с системой. А физио уже завтра. Массаж с понедельника.
— Угу, — кивнула Элоиза.
Она полулежала на диване и смотрела, как Себастьен организует еду — впрочем, он это легко делает в любое время суток. Сейчас ещё не поздно, на кухне есть люди, поэтому им прислали вкуснейшую пасту и салат, и оливок, и кофейник, и булочек с маслом, и кусочки торта. Как хорошо, что хотя бы у Себастьена уже нормальный аппетит, она-то чуть-чуть съела и всё.
Потом пришла Виолетта и принесла стойку с системой. Осмотрела руки Элоизы с пристрастием.
— И куда, позвольте спросить, вам ставить-то?
— Ну… попробуйте в кисть.
— Так больно же!
— А какие у меня есть варианты? — кисло усмехнулась Элоиза. — Справа в локтевой вене всё плохо, то есть туда попасть, думаю, можно, но это нелегко. Слева в локтевую и в хорошие годы попадали только отдельные умельцы. Можете посмотреть, только не колите, пожалуйста, если не будете уверены.
Виолетта посмотрела. Увиденное ей не понравилось. Ну да, существовал вариант позвать Доменику. Наверное, она с Бруно, и она с любой веной договорится, Элоиза это тоже умеет, но не на себе. И не сейчас. Поэтому кисть.
Себастьен смотрел и морщился. У него-то локтевые вены нормальные, сама проверяла недавно. Везёт человеку, это с его-то опытом травм и операций!
Пока лекарство капало, он сидел рядом и развлекал её рассказами о том, что ещё случилось на празднике после их ухода. Кто напился, кто подрался, кто ещё что.
— Вот почему у вас нет телевизора, сердце моё? Запустили бы сейчас какой-нибудь позитивный фильм.
— Да мне как-то обычно без надобности.
— А если вот так лежать?
— Я и лежу. Могу ещё глаза закрыть. Могу на вас смотреть, мне нормально.
— Я вместо телевизора? Ну вы даёте.
— Какая есть. Скажите, после той отравы, что давала Доменика Прима, вам лучше? Я давно уже не спрашивала, а утро мы пропустили.
— Могу точно сказать, что такой слабости, как была неделю назад, уже нет. А дело в той отраве, или просто в другом лечении и прошедшем времени — этого я не знаю.
— Просто мне кажется, ещё кое-что осталось.
— И что? Дальше пить тот порошок?
— Я позвоню и уточню.
Звонить можно и с системой, поэтому Элоиза достала телефон и ткнула в нужный контакт.
— Добрый вечер, Эла. Я рада, что ты догадалась позвонить.
— Не могу сказать, что догадалась, у меня возникла необходимость.
— Рассказывай.
— Мне кажется, что пять дней раствора твоего порошка в горячей воде помогли, но не до конца. И сегодняшнее утро я пропустила, так получилось.
— Что не до конца — это возможно. Ты повредила молодого человека очень качественно. И что, ты готова приехать за следующей порцией?
— Нет. Я лежу под системой и в ближайшую неделю нетранспортабельна.
— Что так?
— Голова.
— Осторожнее нужно с головой-то, это тебе не мусорное ведро. Хорошо, рассказывай, что видишь.
— Вижу мало. Как будто не целый организм, а из частей.
— Так и есть. Ладно, я поняла. Пришлю ещё один препарат и инструкцию к нему с Аннунциатой, а пока пусть допивает, что осталось.
О да. Старшая Доменика не пользуется общепринятыми в семье обозначениями для своей ветви. Никаких там вторых-третьих. Среди них полагается давать дочерям имя «Доменика», но не только же его! Она сама Доменика Джузеппина, Секунда — Доменика Аньелла, а Терция — Доменика Аннунциата. И все Магдалены, тут уж никуда не деться. Интересно, станет ли Терция поддерживать эту традицию в своих детях, которые, видимо, не за горами?
— Спасибо, Доменика.
— На здоровье. Надеюсь, ты больше не попадёшь в такую глупую ситуацию.
— Знаешь, ты, как преподаватель, могла бы и включить в курс обучения информацию о том, как выглядят повреждения от подобных воздействий и как их лечить — если что. Тогда бы моя ситуация выглядела менее глупой.
— Знаешь, мне и в голову не пришло, что ты станешь выяснять отношения подобным образом, — сварливо ответила Доменика. — Лучше уж сразу бери скалку или сковородку. Выглядит немногим хуже.
— Доменика, с отношениями я разберусь сама. Но если ты сможешь предоставить мне нужную информацию — буду благодарна.
— Позвони, как будешь готова к занятиям.
— Спасибо. Позвоню обязательно.
Следующую неделю Элоиза, как и было сказано, лежала и лечилась. В понедельник она позвонила брату Франциску и Донато Ренци, и последний традиционно остался исполнять её обязанности. Он же позже позвонил и сообщил, что с их отосланными в пятницу документами всё в порядке.
Себастьен частично вернулся к работе — в понедельник пошёл на общее совещание к Шарлю, потом в свои владения, исчез там до вечера — видимо, ему отчитывались обо всём, что было. Пришёл вечером, уставший и очень довольный, остался ужинать, пить чай и до утра.
Доменика Аннунциата, она же Терция, привезла пакет из Санта-Магдалена во вторник.
— Бабушка очень фыркала, что никак от тебя такого не ожидала, — рассмеялась она.
— Так и я сама от себя не ожидала. И не от себя тоже не ожидала. А она могла бы и показать, чтобы я потом себя дурой не чувствовала.
— Бабушка любит, когда кто-то куда-нибудь лезет и потом чувствует себя дурой, — Доменика сделала гримаску. — Она говорит — это лучшая мотивация для дальнейшей работы.
— Ничего подобного, — Элоиза тоже сморщилась. — Но мне кажется, что дело вот в чём: я не уверена, что она учила кого-нибудь тому же и так же систематично, как теперь учит меня. У тебя, например, была практика по защите и агрессивным воздействиям?
— За пределами обычного курса? Нет. И мне, слава богу, достаточно.
— Понимаю. А я ведь уже успела пожалеть, что вообще с этим связалась. Было почти никак, так и нужно было оставить.
