Ванная комната выложена плиткой — тут и собственно и ванна, и душ — если тебе не хочется валяться в этом медном корыте. Слив? А канализация на что? Под городом, как я опять же узнал из прочитанных книг — разветвленная система подземных канализационных ходов, некоторые из которых старше этого города на несколько тысяч лет. Говорят, что нынешний город построен на руинах гораздо более древнего города, но сведения о предтече нынешнего «мегаполиса» то ли утрачены, то ли хорошенько засекречены. По крайней мере, ничего дельного об этом я узнать пока так и не смог.
Кровать само собой — двуспальная. Здоровенный такой сексодром — так и видится свальный грех с участием парочки-троечки симпатичных девушек и одного бледного парня. Бледного не потому, что он не управляется сразу с троими, и потому переживает, а потому, что ему досталось такое вот бледнокожее тело. Кисмет, то есть судьба — не мы тела выбираем, а тела выбирают нас. О как загогнул загогулину! Философ-библиотекарь мной бы гордился! Наверное. Или бы обматерил за глупости.
Постель свежая, не то что мои прежние застиранные простыни и подушка с комками ваты, На окнах тяжелые портьеры — дабы я мог поспать среди дня, и солнечный свет не мешал моим усталым мажорским глазкам. В прежней комнате у меня и занавесок-то не было. Конура конурой, наподобие той, в которой я жил у Велура. Только запирается изнутри, в отличие от рабской каморки.
Развешал барахло в шкафу, меч повесил на кроватный столбик — у изголовья. Нож положил под подушку, второй — убрал в шкаф, туда, где лежит мой арбалет. Ходить по Академии вооруженным было бы просто глупо. Так-то не возбраняется, но считается дурным тоном.
Из мебели тут четыре кресла и столик в гостиной, несколько стульев, большой стол, прикроватный столик, тумбочка возле кровати, огромный шкаф, в котором можно спрятать человек десять любовников и любовниц, а также груду скелетов, ковер, который лежит на полу, два магических светильника — один большой, очень яркий, и второй совсем маленький, едва светящийся — видимо ночник (вдруг курсант проснется посреди ночи и напугается темноты?! Вояки мля!)
Здесь даже дверь другая, и замок другой — массивная дверь, которую так просто не сломаешь, с внутренней стороны двери — здоровенная стальная задвижка, не надо ключом скрипеть. Закрыл — и тебя только из пушки доставать.
Про картинки на стенах, вазу для цветов, бокалы для вина и посуду — даже и говорить не буду. Одно не понимаю — если правила запрещают есть у себя в комнате, так на кой хрен тут посуда? Надо будет с этим попозже разобраться. Скорее всего, по принципу Шолома-Алейхема: «Если нельзя, но очень хочется — тогда можно». Мажоры ведь!
Сходил в душ, насладился касаниями струй горячей воды, оглаживающих тело, вытерся, и когда шлепал из душа в комнату чтобы одеться, услышал стук в дверь. Осмотрел себя — я обмотан полотенцем с вокруг бедер, ничего не торчит наружу, так что в общем-то можно и открыть.
— Кто там, Хенель?
— Это служанка, Ана.
Иду к двери, открываю…девушка нерешительно топчется на пороге. Посмотрела на меня полуголого, опустила взгляд к полу:
— Я убраться, господин.
— Зови меня просто Петр, ладно? — улыбаюсь девушке и ретируюсь в комнату, где на кровати разложена одежда, а на полу стоят новые ботинки — Ты занимайся в гостиной, а я пока переоденусь.
Закрываю за собой дверь в спальню, сбрасываю полотенце, натягиваю на себя свежее белье, потом отглаженный мундир (я его отдавал Ане для глажки), обуваюсь, и выхожу в гостиную, свежий и благостный, как только что вылетевший из рая ангел. Хорошо быть здоровым и богатым! В любом из миров.
Ана усиленно трет ковер мокрой щеткой, потому меня не видит — дверь открывается очень тихо, видимо петли хорошенько смазаны, ну а напольный ковер наглухо гасит шаги. Сразу подумалось, что если бы не было «сторожевых призраков», убийце подкрасться ко мне — плевое дело. Шагов-то не слышно!
Ана ползает на четвереньках, и я невольно ей залюбовался…платье подоткнула, чтобы не мешалось, и бедра наполовину видны из-под подола. И попка…ох, какая попка! Обтянулась тканью, круглая, как мандолина! Довольно таки…большая мандолина. Но не слишком большая, все, как я люблю!
Ужасно захотелось подойти и хлопнуть девчонку по заднице со всей своей пролетарской учтивостью! Комсомолка не должна отказывать комсомольцу!
Но…не хлопнул. Ну не такое уж я невоспитанное быдло. Ладно, была бы моей любовницей, тогда хлопок по попе — святое дело, но тут…девчонка и так меня стесняется.
— Ана! — говорю я, девчонка взвизгивает, дергает подол, стараясь прикрыть голые ноги, и…уж не знаю, или ткань такая слабая, или нитки в строчке, но только девушка так дернула, что юбка треснула и уехала вниз, обнажая вполне обычные девчоночьи белые трусики. Ана заметалась, покраснела, прикрывая обнажившийся тыл, а я не удержался и захохотал, чувствуя себя полным дураком и невоспитанным ослом. Нет, ну правда же смешно! Ну не надо было так уж истово закрывать ноги, я что, голых женских ног не видал?! Да каких только ног не видел, и в каких только позах! Ну не будь дурой, и все будет нормально!
И тут случилось то, чего я терпеть не могу категорически. Ана вдруг села на пол и разрыдалась — горько, по-детски, закрыв глаза и раскачиваясь, будто читала молитву:
— Па…аследнее платье! Одно хорошее было! Мамино! И. и…нет больше! Стыдно! Ой, как стыдно!
Смех у меня сразу оборвался. Вот кому сейчас было стыдно — так это мне. Я сел на пол рядом с девушкой — прямо как был, в мундире — осторожно обнял ее и прижал голову Аны к груди. Не переношу женских слез! Мне лучше сейчас сюда пару гопников с ножами — с этими я знаю что делать. Но как утешить женщину, рыдающую горючими слезами?! Нет…ну так-то один способ я точно знаю. Но он пригоден не во всех случаях. Например — точно не в этом.
— Ну чего ты переживаешь? — глажу девушку по иссиня-черным волосам — Купим тебе новое платье! Хочешь? Обязательно купим! Обещаю!
— Нет…не надо — слабо улыбается Ана — Я еще на него не заработала. Хорошее платье стоит статер, не меньше.
Она смотрит на меня, и я с досадой вспоминаю, что вообще-то обещал ей медицинскую помощь. Встаю, протягиваю руку.
— Пойдем!
— Куда? Зачем? — пугается она, придерживая рукой сползающую юбку.
— Пойдем! — хватаю ее за руку и веду в спальню. Девушка идет будто на ходулях, ноги прямые, не сгибаются, в глазах плещется страх. Чего она себе напридумала? Дикий ворк впал в амок и сейчас ее…того? Во всех позах и положениях? Нет…ну так-то я не против, мне уже эротические сны начали сниться от спермотоксикоза, но…не тот случай.
Хмм…а когда же будет ТОТ случай? Не слишком ли я стал ангелоподобным? У Велура не успевал считать девок, которые мне в постель прыгали, а тут…
— Раздевайся! — командую, усаживаясь на кровать — Все снимай! Ну?!
Стоит, не смотрит на меня — красная, как рак. Ну просто багровая, как это их чертова луна, которая совсем не луна!
Постояла, подумала, и начала медленно развязывать шнурки на груди. Потом так же медленно, будто ожидая что я скажу: «Хватит!» — взялась за подол, потянула…сняла платье через голову. Снова застыла, прикрыв рукой грудь — не очень большую, но очень красивую грудь.
Мда…хреново! Это чертово родимое пятно невероятно огромно! Через плечо, по боку, по ягодице и по бедру — до самого колена. Такое ощущение, что эта пакость растет, пожирая нормальную кожу.
— Снимай трусы! Ну?! — командую я, и девушка вздрагивает от моего голоса. Правая ее рука тянется к завязкам трусиков, тянет за узел…и они сваливаются к ее ногам.
— Встань прямо — так же холодно и жестко командую я — Медленно поворачивайся…медленно, я сказал! И не надо ничего прикрывать, прямо стой! У тебя нет ничего такого, чего бы я не видел в своей жизни! И ничего нового.
Оборачивается вокруг оси, смотрю. Точно, по ягодице, и вниз. Мда…вот не повезло девчонке!
— Ложись на кровать!
— Что?! — пугается, снова прикрывается руками — Зачем?!
