Наконец Дрю увидел то, что искал, то, ради чего он, рискуя жизнью, плыл через гавань. Возле центральной платформы вились чайки, ныряли в грязную воду, что-то выхватывали из нее. Осторожно подплыв ближе, Дрю сначала почувствовал жуткую вонь, а потом рассмотрел плавающие в коричневой пенной воде отбросы – рыбьи головы, картофельные очистки, прочую дрянь, которой лакомились птицы.
Это был канализационный слив морской крепости.
Дрю ненадолго задержался, проследил взглядом грязную струю до того самого места, где она выливалась в море через прорезанный в платформе узкий желоб – извилистый, темный, всего чуть больше полуметра шириной, накрытый сверху металлической решеткой, чтобы никто не свалился вниз. Желоб был прорезан сквозь платформу с наклоном в сторону моря, поэтому нечистоты выливались из него самотеком.
Дрю вытянул руки, заработал ногами, заскользил под водой к мусорному стоку. Еще немного, и он наконец коснулся рукой гнилой, крошащейся под его ногтями доски. Вонь стала просто нестерпимой. Дрю внезапно испытал приступ клаустрофобии – при виде тесного, темного, зловонного пространства, куда он собирался забраться. Ему хотелось завыть. А что, если он застрянет там? Что, если последний из Серых Волков погибнет в этой клоаке? Можно ли придумать что-нибудь ужаснее такой судьбы?
Усилием воли Дрю заставил себя успокоиться, забыть страх, отбросить сомнения. Схватился за нависающую над головой решетку и пополз вперед. Вскоре между прутьями решетки показалась, начала вырастать над головой стена. Еще немного, и Дрю оказался в темном чреве крепости.
После третьего удара решетка не выдержала, выгнулась, а затем выскочила из паза. Из-под земли показался вначале кулак Дрю, потом его локоть, голова и, наконец, плечи.
Дрю медленно вылез из канализационной трубы, шлепнулся на живот, принялся отплевываться и судорожно хватать воздух, словно выброшенная на берег рыба. Он повернулся, опустил в проделанное отверстие руку, чтобы подать Касперу. Юнга поймал ее, выбрался наружу, свалился на пол рядом с юным вервольфом. Некоторое время они сидели, борясь с приступами тошноты, потом Дрю прохрипел:
– Все. Нужно двигаться. Ты помнишь, куда тебе идти?
– Так точно, милорд. Прямо. Если Флауэрс не солгал, я должен оказаться в тюремном блоке, где найду камеры, в которых сидят пираты, не признавшие Гуля.
– Хорошо, – сказал Дрю, поднимаясь на ноги.
– А вы сумеете сориентироваться? – спросил юнга, вставая рядом с вервольфом.
– Сумею. Мне наверх, – сказал Дрю. Он был с головы до ног покрыт нечистотами, от него несло как из сельского нужника, но сердце парня пело от радости: они проникли внутрь! Они сделали это! На грязном лице Дрю сверкнула белоснежная улыбка, на секунду показались его вытянувшиеся, заострившиеся волчьи клыки.
– Мне пора пойти и освободить твоего капитана, Каспер.
Прислонившись к высокому камню, лорд Оникс с огромным интересом наблюдал за происходящим на его глазах ритуалом. Он не разделял суеверного страха своих товарищей, и если другие бастийские лорды держались на почтительном расстоянии, опасаясь магических заклинаний шамана, то лорд-пантера спокойно стоял внутри вертикально поставленных камней, окружающих святилище поклонников Змеи. Хотя теперь единственным местом обитания дикарей стали леса, в свое время их племена были рассеяны по всему Семиземелью. Вот и на этом горбатом холме в Бедлендс – Дурных Землях – сохранилось древнее святилище, каменный круг, внутри которого проводили сейчас свой магический обряд дикари.
Их главный шаман по имени Черное Сердце приплясывал и завывал перед разожженным костром, а его товарищи окружили его и, взявшись за руки, покачивались из стороны в сторону.
Непрерывной лентой мелькали белые и синие узоры на обнаженной коже, костяные бусы, воткнутые в волосы перья. Дикари тянули монотонный напев, отбивали ногами ритм под вопли шамана. Черное Сердце напялил на голову украшенный глухариными перьями бараний череп, извивался всем своим обмазанным черной глиной телом, прыгал, вертелся, скакал вокруг грубого каменного стола. Шаман бешено вращал глазами, закатывал их, показывая блестящие белки глазных яблок, похожие на висящую в небе полную луну.
Позади кольца дикарей в полной амуниции стоял король Лукас – с одной стороны, он вроде бы находился внутри каменного кольца, с другой – держался все-таки на некотором отдалении от центра событий. Отблески костра освещали лицо юного короля – Лукас с улыбкой наблюдал за танцем Черного Сердца, шевелил губами, словно пытаясь повторить дикарский напев, жадно следил за каждым движением шамана. Одним словом, был увлечен и очарован происходящим. В руках Лукас держал что-то круглое и белое, прижимал этот, частично прикрытый красными рукавами королевской мантии, предмет к своему позолоченному нагруднику. Рядом с королем стоял Ванмортен в черном плаще, с опущенным на лицо капюшоном. Капюшон повернулся, когда лорд-крыса посмотрел в сторону Оникса, и лорд-пантера ответил ему взглядом, в котором явственно читалось: «Все верно, лорд-канцлер, я наблюдаю за вами».
– Вы должны прекратить это, – пробормотал генерал Джорджо за плечом Оникса. При этом лорд-гиппопотам продолжал прятаться в тени каменного монолита.
– Зачем? – ответил Зверь из Баста. – Король счастлив. Пусть дитя потешится.
– Мы попусту теряем время. Сейчас полнолуние, нужно воспользоваться этим по максимуму. Нужно прекратить этот дешевый балаган и немедленно начать наступление на стурмландцев, как планировали.
– Вам не хуже меня известно, какой приказ отдал король, – сказал Оникс. – Мы выступаем против стурмландцев сегодня ночью, но только после того, как закончится этот шабаш.
– Не нравится мне все это. Ванмортен говорил, что дикари могут призвать демонов, которые будут сражаться на стороне Льва. Демонов! Они заигрывают с силами тьмы, такими же злыми и опасными, как все, что связано с этим проклятым магистром Черная Рука.
Оникс подавил смешок.
– Я своими глазами видел, на что способен барон Гектор, – сказал он. – Уверяю вас, каких бы «демонов» ни вызвал этот шаман со своими братьями-дикарями, они в подметки не будут годиться тому, что подвластно магистру. Да, лорд-кабан хилый физически и не знатного рода человек, но как враг он заслуживает высочайшего уважения.
– Вы боитесь магистра Черная Рука?
– Вы меня не поняли, – ответил Оникс, вновь переводя свой взгляд на танцующих и поющих у костра дикарей. – Уважение и страх – это разные вещи. Я не боюсь ничего и никого, ни живых, ни мертвых, но способен распознать достойного противника и с уважением отнестись к нему.
