Завидев Прошку, Млава улыбнулась и помахала ему рукой. «Млава, беги!» – хотел крикнуть Прошка, но не успел. Лысая тварь прыгнула на Млаву с крыши дома. В один миг чудовище сбило Млаву с ног, повалило на мокрую землю и вцепилось ей в горло.
Прошка бросился вперед, взмахнул мечом и разрубил чудовищу голову. Голова – лысая, тощая, обтянутая землисто-бледной кожей – лопнула, словно орех. Прошка спихнул чудовище ногой и присел рядом с Млавой. Девушка зажала красной рукавичкой шею, хрипела и силилась что-то сказать.
– Млава! – крикнул Прошка.
Вдруг девчонка замерла. Потом тело ее резко выгнулось дугой и медленно опало. Глаза Млавы остекленели. Прошка заплакал, протянул руку и закрыл ей глаза.
Рядом кто-то закряхтел и визгливо заскулил. Прошка мигом выпрямился и повернулся на шум. Тварь, которой он разрубил голову, поднималась с земли. Через весь ее лысый череп проходил страшный черный шрам, оставленный мечом Прошки, однако сама голова вновь была цела.
Прошка шагнул к чудовищу и снова ударил его мечом. А потом еще раз, и еще. Он рубил тварь на куски, пока не выдохся. Потом остановился и хрипло перевел дух.
Куски тела твари еще подрагивали. Пальцы отрубленных рук скребли когтями землю, словно силились подползти к телу.
Прошка повернулся к Млаве и оцепенел. Две лысые твари, не обращая на Прошку внимания, рвали тело купеческой дочери зубами и с чавканьем пожирали оторванные куски.
Прошка перегнулся пополам, и его шумно вырвало. Твари покосились на него злобными глазами, но не прервали своей жуткой трапезы. Видимо, были очень голодны.
Прошка выпустил из пальцев меч, повернулся и, шатаясь, побежал прочь.
В эту ночь Глеб спал крепко. И снился ему прекрасный город. Голубые небоскребы горделиво возносились к самому небу. Улицы были широкие, по ним скользили невиданные обтекаемые машины, работающие на безотходном и легко восполняемом топливе. Люди ходили в серебристых и голубых одеждах, и сами были высоки, легки и осанисты. Лица у всех были счастливые. И повсюду звучала русская речь.
И это не была Москва. Это был новый город, который построил он, Глеб Орлов!
«Значит, получилось? – думал во сне Глеб, не веря своим глазам. – У меня все получилось? Выходит, все было не зря?»
Глеб смотрел на свой город как бы сверху, словно бы с высоты птичьего полета, но видел каждую мелкую деталь, каждую улыбку на лице ребенка или взрослого.
«Да, у меня получилось, – подумал он, улыбнувшись и сам. – Все было не зря. Игра стоила свеч».
Но вдруг посреди главной площади города – светло-голубой, ярко освещенной лучами солнца, появилось маленькое темное пятнышко. Пятнышко стало разрастаться, словно город был всего лишь бумажной картинкой, и кто-то поднес к этой картинке снизу пламя зажигалки. А потом голубой асфальт лопнул и провалился, обнажив багрово-черное нутро ямы, и яма эта, пульсируя и разъедая края, продолжала увеличиваться в размерах.
Глеба охватил ужас, и он взмок от пота. Волосы на его голове зашевелились, а на глазах выступили слезы отчаяния.
– Нет! – что было мочи закричал он, сжав кулаки. – Не надо! Не делай этого!
Черное пятно посреди площади стало похоже на огромный рот чудовища, и рот этот задергался, забулькал, захохотал, изрыгая клубы зловонного черного пара.
– Господи… – хрипло прошептал Глеб. – Что же это такое?
– А разве ты сам не видишь? – тихо и спокойно проговорил кто-то за его спиной. – Это Гиблое место.
Глеб повернул голову и увидел охотника Громола. Тот стоял рядом и, сдвинув брови, хмуро смотрел на разрастающуюся внизу черную, клокочущую, зловонную яму.
– Что же это такое?! – полным отчаяния голосом воскликнул Глеб. – Для чего оно тут?!
Громол медленно повернул к Глебу свое гордое лицо. Серые глаза охотника смотрели с холодной невозмутимостью. В них не было ни отчаяния, ни гнева, ни злобы, ни сочувствия. Охотник разомкнул темные, твердо очерченные губы и спокойно пообещал:
– Ты это узнаешь. Когда придет время.
– Время для чего?
По лицу охотника пробежала рябь, черты его слегка поблекли.
– Громол? – испуганно спросил Глеб. – Громол, что с тобой?
Фигура охотника стала выцветать. Прошло несколько мгновений, и она сделалась совсем прозрачной.
– Нет, Громол! – в отчаянии крикнул Глеб. – Не исчезай! Скажи мне, для чего это все?!
Прозрачные губы разомкнулись, и тихий, едва слышный голос, словно бы донесшийся до Глеба из далекого далека, повторил:
– Ты это узнаешь.
* * *
– Первоход! Первоход, проснись!
Кто-то сильно тряс Глеба за плечо. Он открыл глаза и изумленно уставился на Наталью. Она сидела на кровати в одной ночной рубашке, бледная, растрепанная и почему-то напуганная.
На ночном столике, бросая на стены дрожащие желтые блики, горела свеча.
– Что… – Глеб облизнул пересохшие губы. – Что случилось?
– У двери советник Кудеяр! Он просит, чтобы ты открыл ему!
Глеб сел на кровати и тупо посмотрел на громоздкие железные часы, собранные пару месяцев назад кузнецом Вакаром. Стрелки показывали половину двенадцатого.
Всего-то? Глеб вспомнил, что сегодня, после двух бессонных суток, проведенных над чертежами буровой вышки, решил лечь спать пораньше.
– Первоход! – донесся из-за двери зычный голос советника Кудеяра. – Первоход, ты нам нужен!
Глеб все еще пребывал под впечатлением приснившегося кошмара, и под ложечкой у него неприятно засосало.
– Что там у вас стряслось?! – хрипло крикнул он.
– Выйди и узнай все из первых уст!
Глеб поморщился.
– Хорошо! Сейчас иду!
– Первоход, я жду тебя!
– Да иду, сказал! – раздраженно рявкнул Глеб. Затем опустил ноги на пол, взял с лавки коричневый шерстяной свитер и быстро натянул его прямо на ночную рубаху.
– Ничего без меня не могут, – проворчал он. – В кои-то веки решил выспаться, и тут достали.
Глеб встал и сгреб с лавки кожаные охотничьи штаны. Наталья сидела на кровати и встревоженно смотрела на Глеба. Он молча натянул ичиги, встал и прошел к вешалке, на которой темнела его старая охотничья куртка, которую он не надевал уже месяцев пять.
– Почему ты так оделся? – спросила вдруг Наталья.
– Как «так»? – не понял Глеб.
– Так, как одевался раньше.
Глеб взглянул на себя в мутноватое серебряное зеркало. Действительно – почему? Последние месяцы он щеголял в богатом парчовом одеянии и в плаще, подбитом собольим мехом. Головной убор его был сшит из лучшего соболя и украшен несколькими драгоценными камушками, которые Глеб регулярно отпарывал, но которые – благодаря стараниям Натальи – вновь оказывались на тулье.
Сейчас же он был одет как охотник. Куртка, кожаные штаны, ичиги. А на голове вместо собольей шапки охотничий треух из оленьей кожи.
