– Да, так называют погибших при пожаре, кого огонь на совесть изуродовал.
– Вот! Это с тех времен пошло! Если нурийская шайка ловила хабрийского жреца, она делала из него «нурийского гостя». Вы не подумайте, что они негостеприимны – это вовсе не так, но жрецов они, сами понимаете, не сказать чтобы сильно любили.
– Понимаю.
– Что-то я в дебри ушел… Короче говоря, бандитов здесь очень много. Граница… на карту гляньте – она у нас очень длинная. Проходит в основном по лесам и горам. Ни войск, ни стражи на ее даже частичное закрытие не хватает – патрулями мы только видимость порядка там создаем. Нурийцы свободно бегают через нее туда-сюда. Контрабанда. Хабрийские некроманты. Нелегальные плантации итиса в горах. Банды численностью до сотни и более нурийцев, вооружены они подчас получше стражи, а уж выучка… Первая игрушка мальчика-нурийца – кинжал. Острейший кинжал. Если порежется и начинает бояться стали, его оскопляют – и продают хабрийцам. Вот и подумайте, что за дети вырастают у этого разбойничьего народа… Чтобы взять банду из десятка нурийцев, надо посылать полсотни стражников. У меня под началом около пятисот человек, если всех боеспособных соберу. Два корпуса пограничной стражи – это две тысячи, на них я тоже могу рассчитывать. Еще здесь стоит Ликский легион – войско мирного времени, не более трех тысяч солдат, причем приказывать им я не могу, лишь просить имею право или через наместника действовать. Итого, если собрать все живое, у нас не наберется и шести тысяч боеспособных, притом все они раскиданы по провинции, и собрать их быстро не выйдет. А у нурийцев три десятка крупных банд численностью более ста головорезов в каждой. Банд численностью в полсотни – не менее пятидесяти. А если взять еще и всю мелочь, то наберется не менее семи тысяч вооруженных и обученных бандитов. И это лишь по минимальным подсчетам. Но и это еще не все! Хабрия точит ножи на Нурию. Фока считает, что Империя грубо нарушила условия Шериханского договора, и говорит это публично. По сути, он прав – после заключения мира Хабрия свою армию вывела, а вот Империя нет. В итоге южная часть Нурии – теперь имперская провинция, а северная часть – свободное государство. Он считает, что это дело надо уравновесить самым простейшим способом. Я видел его… давно… Если он что-то говорит, то не ради пустых слов. Будет война – хабрийцы полезут на Нурию. Оттуда, как и двести лет назад, в Империю хлынут беженцы. Это будет похоже на нападение Северной Нурии на Тарибель. Нам и сейчас несладко, а что уж тогда начнется, и подумать страшно. За последние четыре года я больше сотни докладных написал куда только можно. Я всем орал, что мы на грани пляшем и недалек тот час, когда сверзимся. В ответ – тишина, никого и ничего. Или нет? Или я ошибаюсь? Все же кого-то прислали проверить мои слова! Кого? Команду опытных сотрудников столичной управы! Они сейчас, наверное, вмиг оценят обстановку с преступностью и наконец донесут до императора и его совета истину! Что?! Нет?!! Они пришли не за этим?!! А зачем же?!! Это что, скажите мне, может быть важнее?!! Не может быть – они приперлись узнать, куда у нас тут бабы пропадают!!! Сеул, вы спросили, верю ли я вам? Вам, надеюсь, понятен мой ответ?
– Я вас понял, – холодно ответил Сеул. – Извините, что разочаровал вас, но мы прибыли именно за этим. Приказ я получил на самом высоком уровне.
– Понимаю. И желаю вам больших успехов в вашем «нелегком» расследовании.
Сеул, желая закончить тягостный разговор на продуктивной ноте, попытался перевести его в другое русло:
– Здесь действительно пропадает много женщин или это преувеличение?
– Действительно, – кивнул префект. – А еще здесь пропадают мужчины. Тоже часто. Вот у меня на днях пропало сразу четверо стражников. Патруль, объезжавший приграничную дорогу. Может быть, вы и их заодно уж поищете?
– Если мне что-нибудь удастся о них узнать, я немедленно дам вам знать, – уклончиво ответил Сеул.
– Ну тогда не смею вас больше задерживать – еще раз желаю вам удачи в вашем нелегком деле. Найдите этих женщин – это спасет нашу несчастную провинцию от всех ее бед.
Из кабинета префекта Сеул вышел будто оплеванный. Даже подавил невольное желание утереться. Ненавидел он подобные моменты. Да, у префекта масса проблем, но Сеул тут при чем? Он не виноват в том, что его прислали сюда не для помощи префекту. Да и кто знает, во что выльется это расследование, – почему-то Сеул был уверен, что это дело станет самым ярким событием в его жизни. Он не знал, почему так решил, но сомнений в этом не испытывал.
Честно пересказав Дербитто весь разговор с префектом, Сеул закончил уже по-деловому:
– Давай зароемся в архив – надо вникнуть в обстановку для начала. Заодно там же соберем все дела о пропавших женщинах, чтобы местные были уверены, что мы заняты именно ими.
– А что мы будем искать в архиве?
– Не знаю, Дербитто. Как минимум просто войдем в курс дела – поймем, что творится в провинции. Слова префекта – это хорошо, но вот полистать текущие бумаги за несколько лет – это совсем другое.
– Тарибель – немаленькая провинция, бумаг в префектуре должно накапливаться прилично. Надеюсь, мы не за двести лет будем все смотреть? Это ж нереально много.
– Если потребуется, будем смотреть за двести лет – нам все равно надо дождаться Бигля и Пулио.
* * *
Карвинса взяли прямо во дворце.
Еще минуту назад он подвел баланс, позволил себе расслабиться, удовлетворенно улыбнулся. Его оптимистичные расчеты более чем подтвердились – прибыль превысила максимально ожидаемую на целых четыре процента. Пустяк? Но в империи Карвинса один процент за такой период – это уже состояние: вполне достаточно для средней руки графа. Четыре процента – это уже граф, потихонечку мечтающий о герцогском титуле… На эти деньги можно, пожалуй, снарядить новенький китобойный корабль – уж больно прибыльным оказался этот рискованный вид бизнеса. Для кого и рискованный, но не для Карвинса: тот лично озаботился тем, чтобы его китобои взяли на вооружение самые передовые технологии. Не пожалел денег и на работников: основа его команд – это профессионалы. То, что для нищих промысловиков подвиг, для этих морских волков – рутина. Карвинс никогда не видел ни своих кораблей, ни этих людей; жир китовый наблюдал лишь в свечах и светильниках, амбру – в душистых притираниях, а китовый ус – в корсетах тупоголовых придворных дам. Ему не надо было этого видеть – пусть за всем следят глаза его людей. Умение найти для человека место, максимально раскрывающее его возможности, вознесло Карвинса на вершину его могущества. Его люди не просто работники: они – его руки и глаза, а уж эти органы у него с детства умеют находить выгоду там, где никто ее даже не заметит. Не будь этого, так и пребывал бы на задворках имперской жизни, пытаясь выдоить жалкие медяки из почти разоренных поместий предков.
