И будь, что будет.
По дороге брели люди. Много людей. Правда, машин почему-то не было. Видимо, неплохо на дальних подъездах срабатывали посты комендантской службы. Объехать их по полям в такую слякоть было просто невозможно.
Люди шли молча. Сосредоточено. Многие держали на руках детей. Дети почему-то не плакали. И вообще люди шли в полной тишине. Только слышно было, как чавкала под их ногами грязь.
Женщин было больше мужчин. Старух больше, чем стариков. Стариков, вообще, почти и не было. И было много калек. Очень много. И слепых было очень много. Слепые, как всегда, выделялись из толпы подчёркнутой аккуратностью в одежде.
Виктор, вписавшись в эту процессию воплощённой людской надежды, не пытался никого обгонять. Подхватил у какой-то женщины, несущей девочку на руках, баул. И пошёл рядом.
Через полчаса подошли.
С холма развилка была видна очень хорошо. Обыкновенная развилка. Развилка в чистом поле. Каких тысячи. Только вот вокруг этой радиусом в семьсот-восемьсот-километр выставлены были три живых кольца. Людское море клокотало возле этих колец, но пробиться сквозь них не могло.
Во внутреннем кольце действительно было очень много всякой техники: подвижные электростанции, штабные кунги, несколько машины связи, включая космическую с огромной спутниковой тарелкой и тропосферную «чебурашку», ещё каких-то трейлеров, покрашенных в военно-пятнистые цвета, было немерено, а также бронетранспортёров, бензовозов, «нейтралок», прицепов с огромными зиповскими ящиками, палаток, кухонь и прочей, прочей, прочей армейской лабуды.
А прямо на развилке были чем-то белым выложены крест на крест две широких полосы. Рядом сачки полосатые на высоких шестах направление ветра показывали. Ветер, кстати, по-прежнему был южным. Но от этого не менее леденящим.
Понятно было, что именно этот крест на развилке и предназначался для посадки вертолёта номер раз.
Виктор вместе с остальными паломниками спустился с холма. Вновь прибывшие упёрлись в спину пришедших ранее. Все чего-то ждали. В воздухе висело немыслимое напряжение. И отчего-то пахло мятой. Как в июне перед грозой.
«Вы бы с дочкой наверх вернулись, здесь может случиться давка», посоветовал Виктор женщине, отдавая баул. Но та лишь покачала головой. Ей нужно туда. Не взирая на смертельную опасность. Видимо, девочка у неё…
Виктор пошёл по кругу. Чем дальше он шёл, тем ближе можно было подойти к цепи солдат. Наконец у него получилось пробраться на такое место, где он оказался прямо пред солдатами. Лицом к лицу.
Солдаты стояли, переминаясь от холода с ноги на ногу. Они стояли очень плотно. Почти плечом к плечу. Их лица были изнемождены. Парни дико устали и, похоже, мечтали только о том, чтобы их поскорее сменили. Поскорее в люльку мечтали. В люльку — и спать. Без всякого там хавчика, а сразу — спать. А хавчик потом. Если прапор расход оставит.
Позади солдат подвижным заградотрядом ходили парами хмурые молодые офицеры. Им тоже по самое не могу надоело это непрофильное занятие. Но их окопных в свою очередь подбадривал розовощёкий упитанный полковник, от которого за километр воняло генштабом. Вот он-то был бодр и энергичен. Будто в задницу вставили ему энерджайзер.
У этого из приарбатского военного округа полковника в руках была какая-то спутниковая штуковина с толстой такой откидной антенной. И он по ходу дела при помощи этого чудесного аппарата безуспешно пытался с кем-то связаться. При этом матюгался на то обстоятельство, которое, как известно, в том заключается, что у нас всегда «так точно, товарищ генерал, связь есть, только она не работает».
Но когда он поравнялся с Виктором, связь, заворожённая трёхзвёздочной руганью, как раз чудесным образом пробилась.
«Кипарис», «Кипарис», — вскрикнул полковник, — «Кипарис», дайте «Берег»… «Берег»? Добрый ночи, «Берег». Соедините со «Сценарием»… «Сценарий»? «Сценарий», наберите городской… Как не положено?! Вы что, «Сценарий», обалдели?! — Полковник встал как вкопанный. — Как кто говорит!? Полковник Сидоров из мобуправления, говорит. Без чьего разрешения нельзя? Погорелова? Да вы что там с ума все сошли! Я же с «Точки» на вас выхожу! Вы что не в курсе, что… Ну…Так, ёлы-палы, там, где для Первого командный пункт развернули, там и есть верхнее звено связи… Вас что, с дежурства снять за незнание приказа? Поспособствовать? Я могу… Я не угрожаю, я предупреждаю. Ладно. Давайте соединяйте… Три девятки — тридцать семь одиннадцать — тридцать четыре… Спасибо… Манюсь? Манюсь, это я? Разбудил? Манюсь, я вот чего звоню. — Полковник пошёл дальше по кругу. — Тут клюкву местные продают. Хорошую, крупную. Сто пятьдесят всего за ведро. Может взять ведра два?
Дала ли Манюсь полковнику своё добро на клюкву, Виктор не расслышал, полковник отошёл уже достаточно далеко. А потом…
«Пропусти меня, добрый человек», — услышал Виктор рядом и оглянулся. Чуть сзади и правее стоял бородатый пожилой мужик и умолял солдата пропустить.
Человек этот был каким-то несуразный. Сам невысокий, а руки ниже колен висят. И ноги размера, пожалуй, сорок пятого. И кисти рук длинные с вытянутыми сухими пальцами. Лицо одутловатое, губы спёкшиеся, а нос кривой, утиный — сломали, видать, когда-то давно, да так и сросся, как попало. Седая борода его была всклочена, — давно её уже, похоже, не чесали. Пальтишко на мужике было совсем худое, грязью заляпанное и не понять, какого цвета. Разбитые башмаки были без шнурков, — им бы, если по хорошему, уже лет пятнадцать на мусорке лежать положено… На голове у мужика треух драный имелся из драной же собаки. Короче, бич бичом.
Но вот глаза у мужика были… Обычно у опустившихся людей и взгляд какой-то потухший. Выцветший у них взгляд. А этот как глянул на Виктора, почувствовав его внимание, так у того аж опустилось всё. Столько там, в этих синих глазах было… всего. Нет, конечно, скорбь вселенская в них присутствовала, но помимо того, что-то такое… Что-то такое… Нет, не передать, — едва только начнёшь, а уже и не хочется. Жуть пробирает.
И Виктор отвернулся.
А мужик вновь стал упрашивать солдата: «Добрый человек, пропусти меня, мне туда очень нужно». И рукой показывает куда. И всё одно и тоже твердит: «добрый человек», да «добрый человек».
Солдат не выдержал, подозвал офицеров. Те принялись хором что-то объяснять мужику. Втолковывать. Мол, отец, никак нельзя. Мол, приказ у нас. Мол, инструкция. Мол, при всём уважение…
Да, впрочем, какое там уважение.
Развернулся Виктор и на холм полез. Отчётливо он понял, — не будет здесь никакого Второго Пришествия. Не состоится. Вернее, уже. Не состоялось.
И тут вспомнил, где этот взгляд раньше видел. И этого мужика вспомнил.
