А Панфило зверствовал. Теальдо он одарил взглядом из тех, какие любой сержант, без сомнения, разучивает перед зеркалом. Рядовой встретил его с полной невозмутимостью. Протянув руку, сержант смахнул незамеченную Теальдо одинокую пылинку — а может, только сделал вид, будто смахивает, чтобы рядовой не слишком зазнавался. От сержантов и не такого можно ждать.
— Королю Мезенцио разгильдяи в войске не нужны, — прорычал Панфило.
— Это он вам лично сказал, сержант? — невинным тоном поинтересовался Теальдо.
Панфило оставил последнее слово за собой.
— Совершенно верно — посредством армейского устава, и тебе стоит выучить его наизусть!
Сержант двинулся дальше — портить нервы какому-нибудь другому рядовому.
На плац перед строем вышел важный полковник Омбруно.
— Ну, пиратики мои, головорезики, старички вы мои, разбойнички, — с ухмылкой заорал он, — как сегодня шли дела?
— Прекрасно, сударь! — гаркнул Теальдо вместе со всеми.
— Много ли здешних девок завалили? — спросил Омбруно.
— Так точно, сударь! — снова заорали солдаты, в том числе Теальдо — он знал, что Омбруно гонялся — небезуспешно — за девицами Бари не меньше, чем за жительницами северных областей Альгарве.
— Молодцы, молодцы! — Командующий полком покачался на каблуках и продолжил: — Ладно, кончаем с девками — теперь будем придумывать, как нам врага завалить. Собирайте вещмешки, хватайте жезлы, и через десять минут снова общий сбор. Разой-дись!
Теальдо застонал. Он уже догадался, чем будет занят остаток дня: тем же, чем заняты были все его дни с той минуты, как полк расквартировали в Имоле. Заниматься одним и тем же солдату надоедало очень быстро, если только занятие это не было связано каким-нибудь боком с симпатичной девицей. Он прекрасно понимал, что, когда придет час битвы, тренировка вполне может спасти ему жизнь. Но удовольствия она не доставляла ни малейшего.
Вещмешок лежал в изножье койки, точно на предусмотренном по уставу месте. Жезл стоял, прислонен к стене налево от койки, точно под углом, предусмотренным уставом. Осматривая койку Теальдо, Панфило не находил, к чему придраться. А если уж Панфило не мог найти изъяна, то изъяна и не было.
Солдат закинул мешок за плечо, крякнув под его тяжестью. Когда он подхватил свободной рукой жезл, палец случайно застрял в огневой лунке. Сейчас это не имело значения: в тренировочном лагере, вдали от фронта, оружие хранилось незаряженным чародейной силой. Но привычку небрежно обходиться с жезлом приобретать не стоило.
Теальдо вернулся на плац далеко не первым, но и не последним, среди тех, на ком срывали злость командиры. Ругань начальства он любил не больше, чем бесконечные учения. От учений ему отвертеться не удавалось. А вот быть у командиров на хорошем счету солдат мог — и был.
— По батальонам — строй-ся! — заорал полковник Омбруно: приказ совершенно бесполезный, поскольку полк и без того всегда строился по батальонам. — По батальонам — строй-ся, на полосы препятствий согласно распорядку — шагом марш!
Офицеры погнали своих подчиненных на дорожки. Скоро, когда будет достроена новая полоса препятствий, соединяющая старые, полк сможет проводить общие учения. А покуда…
Покуда командующим батальонами приходилось пыжиться и надуваться, словно голубям, собравшимся охмурить подруг. Горделивая поступь и широкая грудь капитана Ларбино не слишком впечатляли Теальдо: солдат, в конце концов, не тупоголовая голубка. Но, в отличие от голубки, солдат должен исполнять приказ.
Свой батальон Ларбино привел в тесный подвал, куда вели две лестницы: одна широкая, а другая узенькая. По широкой солдаты спускались. Внизу горело тусклым, неровным огнем лишь несколько масляных ламп, распространяя вонь прогорклого масла.
— Силы горние, — пробормотал Теальдо, — мы словно на тысячу лет в прошлое провалились.
— Занять места! — В тесном, переполненном подвале голос Ларбино бил по ушам. — Пять минут до начала тренировки! Занять места! Кто сдвинется с места до свистка, пусть пеняет на себя!
Солдаты уже строились. Учения проходили уже третью неделю, и распоследний рядовой был уверен, что знает свою часть предстоящей операции лучше самого Ларбино. Батальон выстроился в одну шеренгу, начиная от подножия узкой лестницы. Она змеей вилась от стены к стене и при взгляде сверху напоминала, должно быть, уложенную в брюхе кишку.
Пронзительно и оглушающе громко заверещал медный свисток.
— Обожаю броски в полной выкладке, — проорал Тразоне, перекрикивая свист, и добавил уже тише: — Хоть вешайся!
Теальдо фыркнул. Он себя чувствовал примерно так же.
— Пошел! Пошел! Пошел! — орал Ларбино. — В тебя целит сотня жезлов! Некогда рукоблудием баловаться!
— Да лучше бы рукоблудием занялся, чем тут бегать, — пробормотал Теальдо, но едва ли кто-то его услышал.
Очередь быстро рассасывалась по мере того, как солдат за солдатом взбегал по узкой лестнице. В первые несколько дней дело кончалось кучей-малой, но практика помогла. В этом Теальдо отказывался признаться даже себе.
Подошвы застучали о дощатые ступени узкой лестницы. Солдат мчался вверх. Любой, кто оступится на этом участке, станет пробкой в бутылке для остальных. Сержант Панфило выражался куда ярче: с его точки зрения, любой, кто оступится на узкой лесенке, — готовый покойник.
Теальдо вырвался на свет. Очень скоро учения начнут проводить ночами — еще того веселей. По доске рядовой перебежал через глубокий ров. Двое солдат из его батальона уже ухитрились свалиться с мостика: один каким-то чудом избежал травмы, другой сломал ногу.
Флажки на шестах отмечали узкую тропу, которой должны были следовать Теальдо и его товарищи, и солдаты мчались по ней, пока дорожка не становилась вдруг просторней. Там наскоро сколоченные фасады домов изображали городскую улицу, которую предстояло преодолеть. Из окон палили понарошку солдаты с разряженными жезлами, пытаясь сдержать напор атакующих. Судьи с зелеными повязками на рукавах отмечали условно мертвых.
Теальдо «палил» в защитников, и судьи одного за другим объявляли тех выбывшими. Но и товарищи Теальдо замирали от резких окриков. Солдат втайне надеялся, что и ему повезет, как уже пару раз бывало. Тогда можно будет лечь и передохнуть, и никакой сержант не прицепится.
Но каприз судьи оставил его в живых. Задыхаясь, он метался от обочины к обочине, прежде чем добежать до ворот, которые полагалось захватить его батальону. Другим солдатам выпало защищать ворота от нападающих. По указке судей они падали один за другим.