И вдруг Хейке остановился — прямо на пустынной площади Иттерхедена.
Он стоял неподвижно.
— В чем дело, Хейке? — спросила Анна-Мария.
— Ты помнишь, что я сказал позавчера? О том, что у вас здесь смерть?
— Ой, но ведь не хочешь же ты сказать, что ребенок умер?
— Нет, это относится не к ним, сейчас я это чувствую. Потому что сильная вибрация по-прежнему исходит из школьного зала.
— Нет, этого не может быть, — сказала Анна-Мария.
— Давайте сходим туда, — сказал Хейке бесцветным голосом.
Коль вопросительно посмотрел на Анну-Марию.
— Ведь я рассказывала тебе, что у него особый дар, — прошептала она. — Он привык общаться с мертвыми.
Этот ответ мало что прояснил Колю. В некотором замешательстве он пошел вместе с ними в школьный зал, где по-прежнему царил беспорядок, и, к тому же, было теперь ужасно холодно.
— Да, — сказал Хейке, его огромная широкоплечая фигура заполнила собой ползала. — Это здесь. В прошлый раз, когда мы были здесь, тут было слишком много народа. И больные дети сбили меня с толку.
— Но ведь эта комната пуста! — запротестовала Анна-Мария, и голос ее эхом отозвался в пустом зале.
— Да. Помолчите секунду…
Удивленные, Анна-Мария и Коль смотрели, как Хейке медленно и, как бы прислушиваясь, обошел комнату. Винга была ни капельки не удивлена, уж она-то знала своего мужа.
Он сосредоточил внимание на самой дальней от входа стене. В конце концов остановился.
— Здесь, — произнес он.
— Надеюсь, ты не обнаружил здесь дохлую крысу? — слегка поддразнивая, спросила Винга. — Не будешь же ты отрицать, что здесь немного пустовато.
— Крысы никак не связаны с насильственной, внезапной смертью, — улыбнулся в ответ Хейке, но он был довольно напряжен, и лицо его, и тело.
— Что там внутри? — спросил он Коля.
— Контора. Нам надо обойти здание. Молча, они вышли и завернули за угол. И потом зашли в роскошную контору Адриана.
— Вот та же стена, — сказал Коль и стукнул по ней.
Они огляделись. Никаких следов смерти. Шкаф в комнате был слишком мал и поделен на маленькие ящики, заполненные бумагами.
Хейке тихо стоял, наморщив лоб.
— Здесь, внутри, это чувство слабее. Есть только один возможный выход. Пошли!
И они снова вышли на улицу.
— Если здесь сейчас находится мертвый человек, — осторожно сказала Винга, — то это, наверное, кто-то, кто пролежал здесь долго?
— Недолго, — ответил Хейке.
Он посмотрел на дом снаружи. Со стороны входа под большой и неприглядной развалиной была небольшая щель.
— Что вы там храните? Коль пожал плечами.
— Да ничего, собственно. Может, иногда туда складывают какой-то хлам. Просто, чтобы убрать его с глаз долой.
Без лишних слов двое мужчин заползли под дом. Винга и Анна-Мария ждали снаружи.
— Ничего не понимаю, — жалобно произнесла Анна Мария.
— Поверь, Хейке никогда не ошибается в подобных вещах!
Они отсутствовали долго, и женщины стали беспокоиться. Наконец, они вылезли, колени их были перепачканы в земле, а в волосах и на спине была пыль.
— Нильссон, — безо всякого выражения произнес Коль. — Лежит здесь уже несколько дней. Его закололи. Ножом.
Винга тут же сказала, что сходит за ленсманом. Лина, конечно же, сможет показать ей дорогу. Она убежала. Коль выглядел явно потрясенным.
— Он мог бы пролежать здесь вечность, — пробормотал он. — Если бы с нами не было… Он хотел сказать «колдуна», но сдержался.
— Не надо пока говорить об этом, — предупредил Хейке. — Погоди, пока придет ленсман! Но я должен идти к детям. Вы со мной?
Пожалуй, тайна уже перестала быть тайной. Хульда видела их из окна.
— Что это вы делали под домом?
Они переглянулись. Коль кивнул Хейке, который рассказал о находке и попросил никому о ней не рассказывать.
Хульда как раз занималась уборкой, которой помешала рождественская суматоха. Она быстро закрыла дверь в комнату старших детей.
— Нет, клянусь Богом, — прошептала она. — Меня это ничуть не удивляет! Он буквально напрашивался на это.
— Да уж, — сказал Коль. — В Иттерхедене у него было много врагов.
Но Анна-Мария никак не могла отделаться от одной мысли: «Заколот ножом? Кто же имел обыкновение угрожать подобным образом?… или же я воткну в тебя нож?»
— Нет, — сказала она и закрыла ладонями уши. — Нет, это уж чересчур! Трагедия Эгона. Клампена. Эти дети здесь. Сплетни о Севеде и его жене Лиллемур. Помолвка, к которой я не имею никакого отношения. Нападение на меня. А теперь еще и это!
Ну, а к концу дня в Иттерхедене все стало еще хуже.
Хейке взял одного из детей на «процедуру». Он обхватил его своими горячими руками, чтобы вернуть маленькому детскому тельцу все, что болезнь разрушила в нем. Было совершенно очевидно, что ребенку такое лечение нравилось, он устало улыбался Хейке и совсем не боялся высокого мужчину с вызывающей страх внешностью.
— У скольких людей были основания избавиться от Нильссона? — спросил Хейке.
— У многих! — ответил Коль. — Он всех донимал. Даже Анну-Марию. Утверждал, что она и я… занимались… развратом у меня дома. И за то, что будет молчать об этом, он хотел денег. Но Анна-Мария заставила его пойти на попятную.
Она застенчиво улыбнулась ему, и взгляд его снова потеплел.
Хейке спросил, продолжая поглаживать грудную клетку ребенка.
— Но говоришь, кто-то платил?
— Да, и, должно быть, платили многие, потому что у него всегда было достаточно денег. Он покупал себе сладости и красивую одежду…
— Ладно, пусть ленсман в этом разбирается, — пробормотал Хейке, когда старшие дети застенчиво вошли в комнату, чтобы поздороваться. — Ну, как у тебя дела сегодня? — спросил он старшую девочку.
— Спасибо, хорошо, — она сделал книксен, глядя на него преданными глазами. — Микстура от кашля ужасно невкусная. Но в груди болит намного меньше.
— А вы ходите с компрессами, как я и просил?
— Да, конечно! А запах — как в лесу.
— Да уж, это странная смесь, — улыбнулся Хейке.
— Старший мальчик вообще не кашлял сегодня ночью, — сказала Хульда. — Да и сама я чувствую, что в груди стало мягче.
— Отлично! Но вы же знаете, что все это займет время. А четверо малышей?
— Да, у малышей температура, с ними не все хорошо. А другие, как раньше. Подумайте, Нильссон…
Она взглянула на детей и замолчала. Но не смогла удержаться, чтобы не продолжить:
— Никак не могу забыть про это! Ясно, что сейчас многие будут рады.
Они отреагировали на ее слова именно так, как нужно. Не издевательство, всего лишь мысль о том облегчении, которое многие испытают.
— А что, мама? Что случилось с Нильссоном?
— Да ничего, это я просто так.
