В Камелоте Санчо думал, что его посадят в какое-нибудь подземелье и будут держать на хлебе и воде. А может, вообще станут пытать, чтобы выведать, где искать Ланселота. Кукушкин, по правде, очень боялся пыток, а от Артура теперь можно было ожидать всего, чего угодно.
Но опасения были напрасны. Санчо посадили не глубоко под землю, а в башню. И даже слово «посадили» как-то не отражало ситуации – скорее, ему выделили апартаменты. С роскошной кроватью под балдахином, антикварными резными стульями и личным магическим шаром. Разве что без душевой кабины и элитной сантехники. Вместо душевой кабины был кувшин с тазиком для омовений. Только в кувшине почему-то не переводилась чистая вода и всегда была комфортной температуры, а из тазика она загадочным образом пропадала, хотя никакого отверстия Санчо не обнаружил. Точно так же «работал» ночной горшок. Очищался он подобно гальюну на подводных лодках, о которых Санчо однажды читал. Только на субмаринах крышку вроде бы надлежит задраивать, а тут достаточно было просто прикрыть, и дальше вступала в силу какая-то магическая автоматика. Кукушкин, столкнувшись с таким в первый раз, задумался, а почему в романах фэнтези о таком почти что никогда не пишут, и вообще герои там не ходят в уборные. Разве что принц Корвин облегчался у собственной гробницы. В бабушкиной квартире до сих пор стоял унитаз сорокалетней давности, и чтобы смыть, нужно было дернуть за веревочку.
Магический шар оказался… телевизором. Санчо тоже не хотел к нему прикасаться, накрепко запомнив, что рыцари не должны пользоваться волшебством, тем более силами Хаоса. Артур развеял его сомнения: здешний шар был просто созданной им игрушкой, настроенной на прием земных телепрограмм. При желании, сказал лорд Камелота, можно было бы настроить и на то, чтобы показывать желаемые земные места, к примеру, школу. Но для этого как раз нужно овладеть толикой магии. Пленник отказался.
Вид из окна был интереснее. Как из самолета. Захватывало дух, когда глубоко внизу плавали облака. На такой высоте нельзя было прожить без кислородного прибора, – но то на Земле. В замке Камелот дышалось очень даже хорошо. А из окна комнаты пленника можно было видеть и дальние заснеженные пики, и водопады, и сверкающие на солнце озера, похожие на осколки небесного зеркала, и ковер тропического леса в самом низу. Нельзя было только увидеть море – замок стоял в самом сердце острова, не то что Тинтагэль. Пленник часто ложился на широкий подоконник и смотрел туда, где терялось подножие горы-основания Камелота. Поначалу иногда даже плевал вниз из любопытства.
А внизу время от времени кружили разные диковинные птицы и иные крылатые существа. Никто из них почему-то не поднимался до окон комнаты заточения Кукушкина.
Заточением это, конечно, тоже было нелегко посчитать, и не только из-за приличных условий содержания. В пределах верхних ярусов замка Санчо была предоставлена свобода. Дверь не запиралась, и он мог, сколько хотел, бродить по коридорам и залам, выходить на стену и гулять на оазисах-террасах, этих висячих над бездной садов Камелота. Наверное, мог бы даже забраться на крышу какой-нибудь башни, но побаивался – крыши тут были сплошь круглые и остроконечные, как носы космических ракет.
Тем не менее, для Санчо было совершенно ясно, что свобода мнимая, потому что он постоянно чувствовал за собой незримый и бесшумный надзор. Оруженосец даже был уверен, что магический шар в его покое тоже служил не только телевизором для жильца, но и камерой наблюдения для хозяина. Шар всегда мерцал и никогда не гас, а когда на Авалон опускалась звездная ночь, то внутри прозрачной сферы искрились снежинками сполохи белесого тумана. Санчо это почему-то напоминало о зеркалах в комнатах для допросов из полицейских фильмов: за таким зеркалом всегда кто-то стоит и смотрит на тебя.
Вначале пленник сторонился всех бывших рыцарей, пока не сообразил, что им на него, в общем-то, наплевать. Санчо для большинства из них был всего лишь заложником. Трофеем. Им нужен был не он сам, а его грань Экскалибура, и новый самозванный Орден ее получил. Разговаривали с узником только Артур и Тристан. Для остальных его вроде как не существовало, вернее, они относились к Санчо не лучше, чем к тем же гигантским муравьям или гоблинам из челяди Тинтагэля. В самом Камелоте Санчо никакой прислуги не увидел: замок был похож на магический «умный дом» под управлением искусственного интеллекта.
Однако к Санчо приставили еще нечто среднее между надзирателем и камердинером. Именно «нечто», ибо ни один, самый гибкий или даже раздвоенный язык не повернулся бы назвать это «некто». Хотя оно определенно было живым. Нечто было здоровенной летающей пастью. Одной-единственной пастью, без глаз, носа, ушей и всего остального. Хотя, присмотревшись, Санчо увидел среди острых зубов язык и нёбо. Как она издавала звуки, где там у нее располагались связки, легкие и диафрагма, оставалось только гадать. Однако пасть могла говорить, хотя и не была разговорчивой, ограничиваясь репликами вроде «Хозяин зовет!». К счастью, она не летала за Кукушкиным по пятам все время. В Камелоте хватало иных, живых и неживых соглядатаев.
Дважды в день пасть прилетала за Кукушкиным, чтобы призвать в трапезную. Бывшие рыцари собирались вместе за завтраком и ужином у общего стола. Стол, разумеется, был круглым, но не тем самым – в зал с настоящим Круглым столом оруженосца никогда не приводили.
К обязательному ужину выходили все без исключения смертные обитатели Камелота. Даже один мертвый – зомбиподобный Мордред, хотя Санчо ни разу не видел, чтобы тот чем-то питался. Рыцарь-призрак лишь брал в руки кубок, но опять же ни разу даже не пригубил, кажется, только вдыхал букет и этим насыщался. Зато шумно поглощал эль сэр Агравэйн, самый неуемный бражник Ордена. Тристан, который всегда усаживал Санчо рядом с собой, как-то неслышно заметил, что если бы Агравэйн получил во владение крепость, то ее следовало бы назвать крепостью Сорока Градусов.
Санчо познакомился и с женой Тристана. Изольда была красивой женщиной средних лет, немного склонной к полноте, но ей это даже как-то шло, тем более, что по сравнению с депардьеобразным сэром Тристаном она выглядела вполне стройной. А еще она выглядела старше мужа, хотя они были ровесниками – на Тристана, как и на всех рыцарей, омолаживающе действовал Экскалибур. Санчо тут же понял, что в этом крылась еще одна причина, почему Тристан отказался от меча. Кукушкин и Изольда подружились сразу же, потому что оба, как ни крути, были заложниками в Камелоте.
Кроме Изольды в замке Санчо видел всего одну женщину… если можно было так назвать Вику-Моргану. Как ни странно, они друг с другом почти не разговаривали. За столом Петрова всегда молчала. Кукушкин помнил свою единственную стычку с Морганой, за которую было стыдно до сих пор. Причем стыдно отнюдь не за поражение и пропущенный удар в грудь, а именно почему-то за сам факт – подрался с девчонкой. Санчо понимал, что Ланселот на его месте вряд ли из-за этого мучился бы, тем более что он сам тогда первым вступил в бой с Морганой и отвлекся только на ожившие статуи.
