Я провел в библиотеке Иафаха несколько суток. Исполняя инструкцию леди Сотофы, читал, писал и спал; впрочем, сны мои тоже были заполнены внимательным чтением, так что позже я не смог бы точно сказать, какие сведения почерпнул из книг наяву, а какие мне попросту приснились. Впрочем, я уже начал понимать, что разница между сном и явью не столь велика, чтобы придавать ей значение.
Несколько дней спустя, когда я не без удивления понял, что, кажется, нашел исчерпывающий ответ на интересующий меня вопрос, и начал раздумывать, что бы мне еще почитать, пока есть возможность, леди Сотофа, как и обещала, вернулась, взяла меня за руку и вывела из библиотеки. Она была почти права, когда предполагала, что меня придется уводить силой. То есть я, конечно, не сопротивлялся, но только потому, что ее присутствие почти лишало меня воли. Если бы за мной, скажем, пришел Чиффа, я бы, скорее всего, стал его уверять, что еще не закончил работу, и выторговал бы день-другой. А тут встал и пошел.
На сей раз леди Сотофа была молчалива; я чувствовал, что ей не до меня, и тоже помалкивал. Мы довольно долго петляли по подземным коридорам, пока наконец не остановились перед очередной очень низкой дверью — не настолько, чтобы снова становиться на четвереньки, но пригнуться пришлось бы даже моей невысокой спутнице.
— Войдешь в эту дверь, а выйдешь из кухонного шкафа трактира «Синяя ложка», что на улице Пузырей. Трактир уже год как закрыт, а на улице сейчас глубокая ночь, так что, думаю, обойдется без приключений, — скороговоркой сказала она. — Ты большой молодец, все у тебя получится, а теперь давай иди, увидимся еще, и не забывай: все будет очень хорошо. Но не сразу.
Я послушался, распахнул дверь, согнулся в три погибели, шагнул, огляделся и поспешно покинул пустую, холодную кухню заброшенного трактира через окно. Оказавшись на улице, подумал, что корчить сейчас из себя Безумного Рыбника у меня нет ни сил, ни желания, да и жаль тратить время на такую ерунду, а значит, было бы неплохо сразу оказаться дома, — окончание фразы я додумал, уже сидя в своем кресле у погасшего камина. И надо сказать, остался почти равнодушен к собственному достижению. Полезное умение, конечно, хорошо, что я так быстро взял его под контроль, но такого рода фокусы не могут быть настоящей великой целью. Теперь, имея дело с по-настоящему могущественными колдунами, я страстно желал превратиться когда-нибудь в существо, подобное им. Но отдавал себе отчет, что до этого мне пока очень, очень далеко — в самом лучшем случае.
Поэтому, сказал я себе, кончай с мечтами и принимайся за дело. Чего тянуть?
Миг спустя выяснилось, что с работой все-таки придется повременить. Я вдруг понял — если чутье меня не подводит, сейчас откроется дверь, войдет Чиффа и скажет: «Опять несколько дней не жрал?» Все-таки удивительно, что его всерьез интересуют такие пустяки. Но если учесть, что за его причудами стоит солидный жизненный опыт и огромное могущество, возможно, мне тоже следует серьезнее относиться к распорядку дня и режиму питания? Мало ли, вдруг в этом есть какой-то тайный смысл.
Дверь распахнулась.
— Опять несколько дней не жрал? — спросил Чиффа строго, насмешливо и одновременно очень добродушно, в точности как я себе представлял.
— В библиотеке не было еды, — откликнулся я. — Но вы, пожалуйста, не беспокойтесь. Я как раз сидел тут и думал, что надо быть более дисциплинированным в житейских вопросах.
— Правильно думал. Но, подозреваю, еще какое-то время дальше благих намерений дело не пойдет. Зароешься в работу и опять обо всем на свете забудешь. Собственно, делу такая одержимость только на пользу, так что буду пока за тобой присматривать, ничего страшного… Ты мне вот что скажи, с защитными рунами разобрался? Знаешь, что теперь делать?
— Знаю. В Иафахе прекрасная библиотека и послушные книги, готовые по первому зову сами упасть в руки. Я нашел там все, что рассчитывал, и еще многое сверх того. Десять защитных рун для работы с Перчатками Смерти, по одной на каждый палец, и тайная, одиннадцатая, которую следует единожды, перед началом работы с остальными рунами, начертить на собственном нёбе раствором специального яда, разведенным в такой пропорции, чтобы не умереть, а только, как сказано в тексте, «навсегда отравить кровь». Изумительной красоты концепция, и сами руны ей под стать. Совершенные очертания, благозвучные древние названия…
— Да погоди ты! Куда тебя понесло? Я тебя уверяю, даже если эти грешные руны имеют форму задницы и их названия, все до единого, созвучны слову «задница», но при этом они все-таки сохранят тебе жизнь, я буду совершенно удовлетворен.
— Это потому, что для вас красота мира — приятное излишество, а для меня — лекарство, — объяснил я.
— Да, действительно. Хорошо, что ты это осознаешь. Скверно, что я об этом забываю. В качестве извинения прими этот горячий пирог с индюшатиной. Я его, можешь вообразить, украл. Честность отнимает слишком много времени, в той лавке еще человек пять желающих толкались. И имей в виду, пока ты его не сожрешь, я с места не двинусь. Зато потом оставлю тебя в покое и пойду спать. У меня была та еще ночка, а перед ней — на диво веселый вечер, которому предшествовал донельзя интересный день. Я охотился на троих старших магистров ордена Лающей Рыбы, а за мной, в свою очередь, зачем-то гонялся начальник Правобережной полиции — нашел время! Уж не знаю, что случилось с сэром Йохом, то ли на солнце перегрелся, то ли бальзаму Кахара перепил, до сих пор у него хватало здравого смысла не совать нос в мои дела, а тут вдруг, ни с того ни с сего, — нате вам! Но все закончилось хорошо — в смысле, мало того что он меня не поймал, так еще и я его при этом не зашиб, что особенно радует. Он отличный мужик, такие раз в тысячу лет рождаются.
Я подумал, что только очень могущественный человек может себе позволить так искренне радоваться, что ему удалось не убить врага. В одной старинной книге я как-то встретил поговорку «сильный великодушен», тогда она показалась мне полной чушью. Но теперь понятно, о чем речь. Когда никого не боишься, можно спокойно и трезво выносить суждения о людях, не интересуясь тем, как они сами относятся к тебе. И, соответственно, оставить в живых опасного противника может позволить себе лишь тот, для кого по большому счету никто не опасен.
— Я рад, что мое общество доставляет тебе удовольствие, которое ты изо всех сил стараешься растянуть, — насмешливо сказал Чиффа. — Но пирог все-таки ешь. Зря я, что ли, его воровал?
— Спасибо, — поблагодарил я. — Просто слишком много информации, и я не успеваю ее обработать.
Подумал, понял, что объяснение вышло невнятное, и добавил:
