Карлюза, кряхтя, оперся на хвост и погляделся в зеркало. Зеркало его по привычке сперва не отразило, заставив тем самым пережить несколько неприятных мгновений, но затем спохватилось и честно показало зеленовато-серую болотистую мордочку с тоскливыми глазами.
— Я? — недоверчиво уточнил Карлюза.
— Ты, ты. Некромансер бублихульский.
— Туды его в лекарство! — восхитился Дотт. — То-то я думаю, с чего бы в округе пооткрывались новые заведения?
— Уточни, — потребовал Думгар.
— «Чистим-блистим, — нараспев начал Дотт, — все виды работы с костяными изделиями: полировка, лакировка, гравировка, цветная татуировка». Это Денси постарался. Сильфид местный, — пояснил он уже Зелгу. — Очередь стоит неимоверная. От кладбища до дверей этих самых «Чистим-блистим». Принимает чеками, наличными и работает в кредит.
— Кто еще постарался? — спросил голем.
— Лапимол-садовник. Водит усопших на их же собственные могилки и предлагает благоустроить на будущее, обсадить цветочками, разбить клумбы. В ассортименте фонтанчики, колонны, статуи — копии с работ известных мастеров, смелые новшества. Например, череп на шесте. Заказов море. Уже записываются на два месяца вперед.
— Ну и вообще в деревне праздничное настроение, — вставил Такангор. — Люди наконец-то с родственниками встретились. Отмечают, песни поют. Пляшут.
— Скелеты тоже поют? — осторожно осведомился Зелг.
— Стучат в такт.
— Пусть попразднуют, — постановил Думгар. — А потом я рассчитаю, какой налог брать с молодых предпринимателей, какие льготы им предоставить, а что пустить в графу «поощрения». Но уже сейчас уверен, милорд, что ваши оборотистые подданные принесут вам немалый доход. Усопшие, думаю я, располагают значительными финансами: кто клад еще при жизни прикопал да так и не успел воспользоваться, кто денежку в рост отдавал.
Кто впоследствии заработает. Приятные хлопоты. Жаль, придется отложить их до более благоприятного момента. А у нас на повестке дня поход в оружейную и знакомство с артефактами, общение с предками и краткий курс молодого бойца. Затем — бодрящий ужин, несколько часов крепкого сна и война.
— Хорошее расписание, — отметил Такангор. — Маменька его непременно одобрили бы. Разве что осудили отсутствие второго завтрака и полдника. Маменька считают, что все великие сражения были проиграны на голодный желудок.
— Великая женщина — ваша маменька, — откликнулся Мадарьяга. — Кто у нас на завтрак, Думгар?
* * *
О генерале Галармоне не зря писали в самых хвалебных выражениях: он был импозантен, высок, плечист и носил усы, какие в моде у моржей и разбойников. К тому же, будучи убежденным холостяком, бравый вояка являлся одним из самых завидных женихов Тиронги (женщины склонны верить в удачу вопреки очевидному), а потому пользовался благосклонностью всех незамужних дам, всех замужних дам, которые желали бы сменить супругов, а также тех дам, которые просто жаждали помечтать об интересном мужчине.
Он выиграл немало сражений и еще больше сумел избежать. Он упрочил славу тиронгийского оружия и не посрамил знаменитых предков. Все Галармоны — сколько их ни перечислено в геральдических списках — были военными, но лишь Ангус Галармон и его дед Агига, по слухам происходивший из каноррских оборотней, дослужились до наивысшего звания главнокомандующего королевскими вооруженными силами.
Впрочем, если дедуля действительно считал это наивысшим из возможных достижений и на пути к желанной цели не щадил ни жука, ни жабу, не говоря уж о завистниках, соперниках и конкурентах, то Ангус сызмальства мечтал открыть в центре города аптеку и торговать пупафонцами от насморка и кашля; лекарственными либусами от несварения желудка, которые, правда, не покупал никто из людей, находящихся в здравом уме и твердой памяти, но которые зато считались деликатесом у горгулий и големов; и юфнафами, спасающими от видений и ночных кошмаров. А еще он хотел внедрить новшество и прямо в аптеке готовить и подавать мороженое и печь булочки.
Когда Галармон закрывал глаза, то перед его мысленным взором вставали нарядные семейные пары с детишками, прогуливающиеся в Тутумском парке напротив королевского замка.
«А что, милочка, — спрашивал в этих грезах упитанный отец семейства, — не заглянуть ли нам к Ангусу и не выпить ли бульбяксы с пирожками?» И милочка отвечала: «А я мечтаю о чашечке горячей рялямсы с куркамисами в мармеладе».
Что то были за сладкие мечты!
Войну с Кассарией, осуществляемую силами народного ополчения при поддержке нескольких регулярных частей королевской армии, Ангус считал огромной ошибкой правительства. Конечно, солдаты не рассуждают, выполняя приказы, но лично он не верил в беспомощность кассарийского некроманта. Врагу не пожелаешь такого врага. Кроме того, ему не удалось никого убедить даже в самой простой мысли: либо война ведется до полного уничтожения противника, что невозможно в принципе — ведь речь идет все-таки о подданных его величества Юлейна. Либо король приобретает смертельную угрозу прямо под боком, в одном конном переходе от столицы. Это при условии, что кони будут плестись, как в похоронной процессии.
Еще во время войны за Харцуцуйское наследство генерал мысленно был на стороне харцуцуйцев. Отвоевывая знаменитые алмазные копи в Желвацинии, чувствовал себя глубоко неправым. И частенько, бреясь перед зеркалом, говорил себе горестно: «Ты не прав, Ангус. Надо было настоять на своем, бросить военную службу и открыть аптеку при выходе из Тутумского парка».
Война — слишком важное дело, чтобы доверять ее военным.
Жорж Клемансо
А штатским?
Разве штатские понимают, что это такое? Печаль генерала усугублялась еще и тем обстоятельством, что это была первая военная кампания в его жизни, где он играл роль подсадной утки, розочки на торте или, предположим, вышивки на ковре. То есть был взят с собою для украшения. Войсками командовал граф да Унара, он принимал решения, он отдавал приказы и даже не собирал военный совет, дабы выслушать предложения Ангуса да Галармона.
Справедливости ради нужно сказать, что мнение главнокомандующего было ему и без того известно. Хорош бы был начальник Тайной Службы Тиронги, когда б не знал, что думают первые лица страны по таким важным вопросам. Естественно, генерал предложил бы отвести войска в столицу, не мутить людей, не позориться на весь цивилизованный мир и не провоцировать гражданскую войну. Никакого здравомыслия.
Галармон действительно считал, что нужно либо стремительно атаковать, либо решать проблему дипломатическим путем.
