— Нет. Мухи — живые создания, им нужно дышать. Как только рана закроется, любой червь, оставшийся внутри, задохнется.
Взяв изогнутую иголку и темную нитку, он начал зашивать рану. Работая, целитель расспросил девушку о моментах прояснения сознания Геликаона, о том, что он говорил в такие моменты. Он внимательно выслушал, и его, казалось, не обрадовали ее ответы.
— Что тебя испугало? — поинтересовалась она. Целитель посмотрел на спящего больного.
— Геликаон стал немного сильнее, его тело упорно борется. Меня беспокоит его сознание. Оно не борется. Словно его дух не хочет жить. Он сдался. Расскажи мне о нападении на него.
— Я мало что знаю об этом, — сказала Андромаха, повернувшись к Гершому. — А ты там был?
— Да, был. Он шел по горной тропе с царицей Халисией. Она светилась от счастья и держала его за руку. Когда они подошли к толпе, Атталус вышел к ним навстречу. Геликаон поприветствовал его улыбкой, а затем — это случилось так быстро, что не было возможности помешать, — Атталус выхватил кинжал и вонзил его в Геликаона. Когда он упал, я бросился вперед вместе с остальными, и мы прижали Атталуса к земле. Кто-то нанес рану этому злодею прямо в грудь. Он умер вскоре после этого. Это все.
— Нет, — покачал головой целитель. — Это не все.
— Это все, что я знаю, — пожал плечами Гершом.
— Атталус умер сразу или кто-нибудь выяснил, почему он заколол своего друга?
— Геликаон подошел к нему. Он встал на колени рядом с Атталусом. К этому времени убийца был почти мертв. Счастливчик спросил у него что-то, затем наклонился. Негодяй ответил ему, но я ничего не слышал.
— Как Геликаон воспринял то, что услышал?
— Трудно сказать, Предсказатель. Геликаон был ранен — хотя мы не думали, что это серьезно. Его лицо побледнело, и он отскочил от умирающего человека. Затем он стоял, качая головой, словно не веря. Счастливчик зашатался, и мы все увидели, сколько крови он потерял. Тогда мы послали за лекарем.
— И он не говорил о том, что узнал?
— Во всяком случае, не со мной. Это важно?
— Я бы так сказал, — ответил Предсказатель.
— Что мы можем сделать для него? — спросила Андромаха.
— Внимательно наблюдать за ним, как и раньше. Пусть он услышит смех, песни, музыку… Когда он станет сильнее, приведите женщину в его постель или юношу в зависимости от его предпочтений. Пусть кто-нибудь лежит обнаженным рядом с ним. Пусть они гладят его кожу. Все, что угодно, — что напомнит ему о радостях жизни.
Он кончил зашивать рану и встал.
— Я уезжаю завтра на юг. Я мало что могу сделать для него. Предсказатель повернулся к Гершому.
— Помни свое обещание. Потому что я буду помнить.
— Я приду, когда ты позовешь, Предсказатель. Я сдержу свое слово.
Андромаха смотрела на двух мужчин, чувствуя важность этого момента и ничего не понимая. Ей пришло в голову, что они похожи: оба крепко сложены, оба с глубоким и суровым взглядом. Они могли бы быть отцом и сыном.
Целитель посмотрел на Андромаху.
— В пустыне жизнь суровая и опасная. Мужчины выбирают сильных женщин в спутницы жизни, бесстрашных и гордых. Думаю, ты бы смогла жить в пустыне.
С этими словами он вышел из комнаты.
— Кажется, ты ему понравилась, — заметил Гершом.
— Что он имел в виду, говоря о твоем обещании?
— Ничего, — ответил египтянин.
Позже в этот день во дворец пришел лекарь Махаон. Это был широкоплечий молодой человек с редеющими темными волосами и вечно усталым видом. Андромаха тепло поприветствовала его, затем повела к Геликаону.
— Он все еще цепляется за жизнь? — спросил лекарь.
— Лучше, — сказала Андромаха. — Его рана чистая и зашита. Казалось, Махаон не поверил, но позволил девушке отвести его в комнату больного и сам осмотрел Геликаона. Андромаха заметила его удивление.
— Это невозможно! — воскликнул он. — Рана подсохла, он выздоравливает.
Она рассказала ему о Предсказателе и червях. Махаон не мог поверить своим ушам, когда девушка описывала лечение.
— Ему повезло, что такая ужасная глупость не убила его, — сказал Махаон. — Должна быть другая причина. Он ел что-нибудь или ему давали снадобье, о котором мне неизвестно?
Андромаха посмотрела на него.
— Ничего, чего он не принимал раньше. Я не понимаю тебя, Махаон. Ты собственным глазами видишь результат такого лечения. Почему ты тогда сомневаешься?
Лекарь посмотрел на нее с жалостью.
— Черви — порождение грязи. Я понимаю, как какой-то дикий житель пустыни может верить в них, но ты умная женщина. Я могу только предположить, что усталость лишила тебя разума.
Девушка почувствовала, как в ней поднимается холодная ярость.
— Махаон, я не ожидала, что ты подтвердишь мою уверенность в глупости мужчин. Я думала, ты другой… умнее. Теперь у меня есть к тебе один вопрос. Есть много способов лечения болезней. Сколько из них было придумано тобой лично? Какое лечение ты придумал в свое время как целитель?
— Я изучал все великие труды… — начал он. Она прервала его.
— Не труды других, Махаон. Расскажи мне, какое лечение придумал ты.
Молодой лекарь молчал с напряженным выражением лица.
— А об этом стоит поразмышлять, — сказала она резко. — Не было снадобий, Махаон, никаких секретных эликсиров. Пришел человек и объяснил, что черви едят пораженную плоть. Я не поверила в это, но увидела, что это правда. Он знал способ лечения, не описанный в твоих древних свитках.
Глаза Махаона потемнели, он встал на ноги.
— Геликаон — любимец богов! — воскликнул он. — То, что здесь произошло, — это чудо. Я буду благодарить Асклепия и богиню Афину. Я принесу лечебные снадобья, которые оставлю тебе.
Гершом отошел в сторону в дверях, пропуская лекаря. Затем он посмотрел на Андромаху и улыбнулся.
— Ты была сурова с ним. Он хороший человек, который без устали трудится на пользу больных.
— Я знаю. Но он высокомерен. Сколько раненых умрут из-за этого?
— Тебе нужно отдохнуть, — заметил египтянин. — Я посижу с ним. Иди и поспи. Ты почувствуешь себя лучше.
Андромаха знала, что он был прав. Она почти шаталась от усталости. Пройдя по дворцу, девушка добралась до своих комнат. Молодая служанка спросила ее, не хочет ли она принять ванну. Невеста Гектора покачала головой.
— Мне нужно поспать, — сказала она.
Отпустив служанку, она вошла в спальню, сняла одежду и растянулась на широкой постели. Холодный ветер дул в окно, и девушка натянула на себя одеяло.
Но сон не приходил. В ее голове проносились картины: Геликаон на берегу в бухте Голубых сов, молодой и красивый; Каллиопа, смеющаяся и танцующая в лунном свете. Всю ее жизнь люди рассказывали о чудесной силе любви, о радости, о музыке и страсти. Она представляла любовь как что-то абсолютное, неизменное и прочное, словно мраморная статуя. Но она была не такой. Андромаха любила Каллиопу, наслаждаясь ее обществом, теплом ее кожи, нежными поцелуями. И она любила Геликаона, желая быть с ним. Ее сердце билось быстрее, даже когда она сидела у его постели, держа за руку. Это так смущало.
