Он с яростью обнаружил, что не может ответить на её вопрос, и его злость на себя перехлестнула гнев по отношению к ней за оскорбление благословлённого Солнцем Дома Эллона.
— И ты думала об этом, когда мы приходили в твою деревню?
— Да. Именно об этом я и думала.
«Надеюсь, что думала», — мысленно добавила она.
— Они считали, что боль, которую они мне причиняют, ставит их выше меня. Но это было не так. Имей я такую власть, я никогда бы не использовала её подобным образом. И ты со своими глупыми угрозами… Ты для меня ничто.
Её зелёные прямо глаза смотрели ему в лицо.
Она не была красивой, но по какой-то причине ему захотелось обладать ею, разумеется, насильно. Может, потому, что даже будучи беззащитной она говорила ему такое, чего он не мог стерпеть. И то ли он хотел поиздеваться над ней перед смертью, то ли какая-то частичка его души восхищалась её храбростью? Она была целиком в его власти.
Он давно не ощущал подобного желания, в особенности по отношению к крестьянке.
Он хотел её.
Нет, он нуждался в ней. Она была необходима ему.
Хотел — неподходящее слово, ведь он в действительности не хотел делать того, что собирался. Он надеялся, что она расскажет им всё, что знает, и вопреки угрозам он убьёт её быстро, потому что пытки крестьян-бунтовщиков, как правило, не давали положительных результатов. К тому же он никогда не считал себя особенно жестоким человеком — жестокость он рассматривал, как свою обязанность, и верил, что не находит особого удовольствия в чужих страданиях.
Почему же ему так хотелось обладать её неуклюжим маленьким телом?
Потому что она противоречила всему, во что он верил с детства. Он посмотрел на колышущуюся траву, на своих застывших в ожидании солдат и честно признался в этом себе. Признание это ничуть не умалило его страсти, но он как бы придумал себе оправдание. Она сама виновата: это она провоцировала его, она довела до состояния полной бесконечности, неуправляемости. И всегда, вспоминая об этом после, он сможет сказать себе то же самое. Во всём была её вина.
Он нагнулся и дотронулся до её бедра. Она дёрнулась, словно его пальцы жалили, как осы. Перестала смеяться. Потом повернула голову набок, рассыпав волосы веером, и снова улыбнулась, выжидая.
Она была в его власти.
Она была нужна ему, и он собирался ею насладиться.
У него не было выбора. Собственно, он не просил её приходить сюда, это её ошибка, крестьяне, которые восставали против Эллонии, должны…
Все оправдания ничего не стоили.
«Я хочу издеваться над ней потому, что могу, — думал он. — Она права, но мне наплевать».
Он потянулся, чтобы расстегнуть ремень, но тут раздался вопль триумфа. Кричал всадник, которого он так толком и не смог разглядеть. Острие меча скользнуло ему по ноге, и он нагнулся, пытаясь остановить хлынувшую кровь. Один из солдат, захрипев, упал плашмя на траву.
Надар, вдруг оказавшись на четвереньках, стал пятиться назад сквозь упрямую траву. Он ругал себя за глупость: уползать от неумелых крестьян! И единственной причиной тому была недооценка их. Он услышал хруст, когда крестьянский меч рубил шею ещё одному эллонскому солдату. «Это могла оказаться моя шея, — подумал он. — Это моя вина, что мы оказались такими дураками, а не его; он отдал свою жизнь за то, чтобы я мог продолжать делать свои глупые ошибки».
Мимо проскакала лошадь, осыпав его спину комьями земли, и он откатился в сторону, едва увернувшись: копыто опустилось возле самого его уха.
Стрела не задела его. Она выросла перед ним, как некое странное растение. Потом он встал на колени, и сильный удар чуть не раздробил ему челюсть.
Упав на спину, он закрыл руками лицо.
— Теперь вы никогда не убьёте меня, — сказал Тот Кто Ведёт, нагибаясь над Надаром. — Было время, когда Эллония могла сделать это, но ваше время прошло.
Надар повернулся и обнаружил, что смотрит прямо в глаза отрубленной голове. Во рту появился солоноватый привкус.
Крестьяне освободили зеленоглазую женщину, и она всё так же продолжала улыбаться, глядя на него. Казалось, она жалела его, и это было самым неприятным.
— Лайан, — сказала она. — Будь с ним поаккуратней.
Эти слова ранили Надара в самую душу.
Тот Кто Ведёт отвёл её в сторону.
— Эллоны не имеют права жить, — тихо сказал он. — Ты хотела сохранить жизнь того маленького подлеца и смотри, что из этого получилось.
— Каждый имеет право жить, — неожиданно сердито заметила она. — Это право есть абсолютно у всех.
Лайан оставил её и ударом ноги сломал Надару несколько рёбер.
— Остановись.
Сайор схватила Того Кто Ведёт за плечо, пытаясь оттащить его в сторону.
— Почему?
— Отпусти его.
— Куда?
— К его грязной маленькой армии. Он не тот, о ком нам стоит беспокоиться — простой, пустяшный эллонский выскочка, посланный, чтобы подразнить нас.
Надар предпочёл бы быть убитым. Он лежал на траве, а крестьяне говорили о нём так, будто он не существовал. Хуже всего, что ему на переносицу забрался муравей и теперь направлялся в его волосы.
— Оставьте его, — снова сказала женщина.
— Надо убить его, — возразил один из крестьян. Это был высокий крепкий мужчина, который держал в руках окровавленный меч. Он решительно направился к Надару. — Я сделаю это сам.
— Нет, — неожиданно сказал Тот Кто Ведёт, подняв руку ладонью вперёд, чтобы остановить Брюса. — Мы встретимся с ним завтра в бою, и тогда ты сможешь его убить.
— А почему не сейчас?
— Потому, что Сайор права. Этот человек беззащитен. Если мы порешим его сейчас, это будет просто убийством, а мы же крестьяне, а не эллонская мразь. Пусть идёт к своим людям.
Брюс поднял Надара с земли и бросил его на спину лошади. Остальные крестьяне молча сели в сёдла; Сайор села впереди Лайана и, почувствовав руки любимого на своих бёдрах, обернулась и поцеловала его.
Вскоре Сайор и Лайан вернулись в лагерь, Надар возглавил свою армию, а Брюс и его лошадь погибли в схватке с эллонами на обратной дороге.
Наступал новый период бодрствования.
* * *
Позади Надара был лес красно-зелёных флагов, который, казалось, тянулся до самого горизонта. Он потрепал уши своей лошади, почти не осознавая того, что делает, а затем снова повернулся к армии. Большинство военных так никогда и не видели готовой к битве эллонской армии. Он чувствовал, что находился в привилегированном положении. Воздух был свежим и прохладным. Боль от синяков и сломанных рёбер почти не ощущалась. Солнце сверкало на лезвиях обнажённых мечей. Это будет не война — рядовая карательная операция; они убьют нескольких крестьян, а затем вернутся в Гиорран, чтобы доложить Деспоту о победе. Он получит щедрую награду и, скорее всего, будет восстановлен в звании Маршала.
