Умри уже. Хватит мучиться.
Жизнедеятельность организма поддерживалась искусственно. Но примерно через час пульс пропал и тело перестало реагировать на реанимационные мероприятия. Андрей Евгеньевич устало процедил сквозь зубы:
- Марин, записывай время смерти: восемнадцать ноль семь. А я пойду, подышу свежим воздухом.
Засунув в карман халата стопарик, плотно затворил за собой дверь.
Марченко раздели, разогнули колени, плотно прикрыли веки и подвязали нижнюю челюсть.
Через два часа, при появлении первых трупных пятен, Марина чернилами написала на его бедре фамилию с инициалами и номер истории болезни.
Санитары, двадцатидвухлетний Вадим и тридцатидвухлетний Костя, переложили тело Марченко на медицинскую каталку, намереваясь отвезти в патологоанатомическое отделение для вскрытия. В этот момент два колеса каталки заклинило. Чертыхаясь, парни попытались устранить неисправность на месте. Однако колёса, аналогично с ношей, не отозвавшейся на действия реанимационной бригады, также не реагировали на усилия санитаров. Причём, без видимых причин. Костя встал, поправляя костюм.
- Вадь, посмотри, может есть поблизости свободная?
Вадим радостно вскочил: возьба с упрямым колесом уже порядком надоела. Реплика коллеги посвящалась не занятой каталке. Осмотревшись и обойдя поблизости, он безрадостно развёл руками: таковой не оказалось.
- Ну ладно. - Костя деловито потёр руки. - Раз ты не куришь, сгоняй в подсобку за инструментом. А я совершу приём никотина.
Вадим покосился на часы.
- Костян, котлы шепчут, что нам пора принимать второе и компот. Может, после ужина этапируем "двухсотого"?
- Лады. Думаю, наш клиент сильно не торопится. - Согласился тот. - Тока я всё равно успею вздымнуть. Не забудь потом прихватить инструмент.
- Не забуду.
Вернувшись, оба замерли в изумлении.
- Пурген мне в зад! - Костя ошарашенно таращил глаза.
А Вадим, икнув, выронил ящик с инструментом.
Марченко легко шагал по лесной тропке. Свежий утренний воздух обжигал лёгкие, выветривая духоту оставшегося за спиной города. Где-то над головой осторожно переговаривались птицы, недовольно обсуждали внезапное появление чужака. Листья деревьев согласно вторили, однако предлагали незнакомца не судить слишком строго. Во всяком случае до тех пор, пока тот не обнажил свои намерения. Тропка, тем временем, постепенно сужалась. И стены из могучих стволов подступали ближе и ближе. Редкие лучи солнца пробивали зелёную крышу, не в силах разогнать царящий полумрак. Когда глаза окончательно адаптировались к недостатку света, он сбавил шаг и с удивлением обнаружил, что одет в больничную пижаму светло-голубого цвета. На ногах же красуются чёрные кожзамовые тапочки.
Чёрт подери, откуда на мне эта весёлая одежда?
- Марина, готовь адреналин. Один миллилитр.
Марченко остановился и резко обернулся. Напряжённый голос принадлежал мужчине. И звучал совсем рядом. Однако вокруг простирался только лес. Птицы тоже замолчали, с интересом ожидая продолжения. Несколько секунд полицейский вглядывался в обступающую плотную зелёную завесу, затем осторожно продолжил движение.
- Чёрт, всё без толку!
К мужскому голосу добавился женский. Марченко прислушался. Но разговор проходил слишком далеко и слов никак не разобрать. Ещё явственно ощущается возня и тяжёлое дыхание.
- Дефибриллятор! - теперь мужчина уже не говорил, а скорее рычал.
Следователь нахмурился и почувствовал, как по телу предательски пробегают мурашки.
Что это? Где это?
Тут до него начало доходить, что он не знает, откуда и куда направляется. В конце концов, не знает, кто он...
Кто я?
- Ещё разряд!
Марченко перешёл на бег трусцой, а потом и вовсе помчал сломя голову.
- Ещё!
Ветки упруго хлестали по лицу, однако он не обращал внимания на боль. Как и на неудобство больничной обуви, менее всего подходящей для лесного кросса.
- Ещё разряд!
Споткнувшись о выступающий из земли корень, полицейский упал. Разодранные в кровь ладони саднило.
- Ещё разряд!
Он закусил губу до крови, надеясь отрезвиться и стряхнуть навалившийся кошмар. Во рту явственно ощущался тёплый солоноватый привкус.
Блин...
- Ещё разряд!
Дальше тропинка уходила в сердце леса и пропадала совсем. Не обращая внимания на мелкие ветки, ломая средние и уворачиваясь от крупных, Марченко летел изо всех сил. На смену страху явился ужас.
И эти голоса...
- Марин, записывай время смерти...
Лес расступился мгновенно, обнажая ночь. От неожиданности он снова потерял равновесие.
Уже ночь? Так быстро?
Впереди, насколько позволяло увидеть зрение, простиралось поле.
Ничего другого не оставалось, кроме как идти вперёд. И Марченко упрямо шёл, потеряв счёт времени. Подступившая жажда отнимала силы и пригибала к земле. Когда силы иссякли, полицейский остановился и устало опустился. Звёзды на небе весело перемигивались.
Вам смешно, да?
Подул лёгкий ветерок, впервые за всё время. Затем сильнее. Стало зябко. Марченко съёжился в комок и лежал, не в силах пошевелиться и мысленно призывая избавляющую от мучений смерть.
Ведь они там уже записали чью-то смерть. Может, мою?
Но смерть не приходила.
Она забыла про меня. Все про меня забыли. Я никому не нужен. Всю свою никчёмную жизнь. Даже сдохнуть не могу вовремя.
