Шрагин приоткрыл дверь. Привлеченный шумом драки (вместо запланированного избиения), "шкаф" направлялся к уборной с пистолетом в руках. Сейчас будет стрелять веером.
Шрагин захватил противника видоискателем, потыкал своим могущественным пальцем и понял, что рискует промахнуться. Надо быстренько переписать сценарий.
Шрагин опустился на колени и пополз из туалета, натужно кашляя.
– Эй, где Казбек, блин? Ты чего с ним сделал, фраер?
"Фраер" стал подниматься, хрипя и хватаясь за стеллаж, а потом рванул его на себя. Сперва какая-то увесистая пачка двинула "шкафа" по голове, а потом еще несколько.
– Ах, гад.– браток уже протягивал ствол в сторону Шрагина.
Теперь горло здоровяка ровно в прицеле, как раз райончик под кадыком.
Пора. Ужаленный иглой "шкаф" хрюкнул и стал валиться, увлекая на себя поток спеленутых в пачки путеводителей. Потом было много грохота и пыли – браток наконец улегся.
Шрагин подхватил валяющийся на полу пистолет, вернулся в туалет и ударил по затылку приходящего в себя Казбека. Теперь была настоящая уверенность в том, что у противника уверенности нет. Это было так сладко и так неинтеллигентно – мочить мужика, который мог его зашибить одним мизинцем.
За все унижения, которые претерпели маленькие и слабенькие от "шкафов", "качков" и прочих жлобов. За Тузика, за Аню! Получи! Шрагин едва остановил себя и, вытащив Казбека из сортира за шиворот, ткнул носом в уязвленного иглой и странно булькающего "шкафа".
– Сейчас с тобой будет то же самое. Где Кураев?
– Не знаю.
Шрагин подхватил со стола отвертку и приставил ее к уху Казбека, поросшему от отменного здоровья густыми волосами.
– Ты знаешь, что такое трепанация, малыш? Я постараюсь объяснить тебе доходчиво, на твоем собственном примере. Это когда эта штука входит в одно твое ушко, а выходит из другого.
Немного надавил и... подействовало.
– Кураев утром улетел в Одессу.
Главное не частить, не терять злодейского достоинства, улыбаться, шутить. Это просто работа такая.
– Похоже, ты можешь быть паинькой. И к кому же он там поехал? Давай быстрее, дядя ждет.
– К Корчинскому. "Корчинский и батько", фирма там такая на Малой Арнаутской.– плаксиво моргая из-за полной потери мужественности, сказал Казбек.
– Ну, а дальше? Не стесняйся, мальчик, рассказывай.
– Дальше не знаю, честно. Наверное, на Кавказ.
И в этот момент "шкаф", получившую в шею иглу, перестал пыхтеть и булькать. Раз и тишина.
– Чего это он?– спросил Казбек.– Похоже, он того. Ты его того.
Выпученные глаза и съехавшая вниз челюсть явно свидетельствовали о том, что громила действительно преставился. С полсекунды в Шрагине боролись интеллигентский ужас перед содеянным и какое-то странное непривычное чувство удовлетворения. Как там выразился очередный француский остряк: "Труп врага всегда пахнет хорошо."
– Мои соболезнования. Давай бабки.
Казбек охотно вытащил из бумажника пачку купюр и вручил Шрагину.
Программист взял деньги, столь необходимые для дальнейшей работы, обтер пистолет тряпочкой и, лишив обоймы, бросил в угол. Затем вышел из "Русского Слова" и, едва не раздавив очередную старушку с помоечным компьютером, резко тронул с места свой "ФВ".
Одного убил, другого ограбил. Тут не просто переживать, тут в стенку врезаться надо. А если не переживать? Тогда признАем, что игла мудрого Ваджрасаттвы всегда делает именно то, что надо сделать, а рука мудрого Шрагина берет столько, сколько надо взять.
Данные своего страхового полиса он переслал на факс д-ра Дидрихс в ее дюссельдорфской практике. Если она на свободе, то этого достаточно.
После того, что случилось в "Русском Слове", надо было поскорее тикать из Германии, но при том держать курс на Одессу. Само собой ни один самолет из Европы до города на Черном море не летал, пришлось брать билет от Брюсселя до Киева.
В полупустом салоне Шрагин оказался рядом с каким-то вислоусым старичком, но потом декорации поменялись. Пока он смотрел в иллюминатор, пытаясь поляризовать солнечный свет, сосед куда-то свалил, а на его месте появилась соседка.
У нее был весьма привлекательный разрез на платье. И это Шрагину понравилось. А еще своим тепловым оком Шрагин засек, что соседка не носит лифчик. И это ему понравилось еще больше.
Он, перестав коситься, обернулся к ней, она обернулась к нему и сняла темные очки. Долли Дидрихс. Уже второй раз она возникает как будто из ничего.
– Госпожа Дидрихс. Даша, я, конечно, вам кое-что остался должен.
– Спокойно, Сережа. Вы ж теперь в одном ряду с Нельсоном и Кутузовым. Я оценила вашу честность и вы мне пока ничего не должны. Мы просто летим вместе в город Киев, и я просто поменялась местами с одним любезным господином.
– А почему летите вы?
– У меня небольшой вынужденный отпуск после той полицейской облавы. Да, мне действительно приходится химичить и иметь дело с левыми клиентами, с левыми лекарствами и аппаратурой, с левыми, так сказать, коллегами. Стать стопроцентно легальным лицензированным голубоглазым тупым европейским доктором с собственной клиникой не так-то просто. Да и не хочется.
– А кто мог навести полицию?
– Один общий знакомый. Видите ли, Сережа, у нас действительно есть общие друзья и общие враги.
Хорошо звучит, по киношному. Но, может, все это действительно существует? Дружба, любовь, честь, преданность и прочее фуфло.
– Значит, вы по-прежнему считаете Андрея Шермана своим другом?
– Да, и хочу за него поквитаться.
– Хорошо, а враг-то кто?
– Это тот, кто его убил. Антуан Энгельманн-Ферреро. И, похоже, именно ангелок Энгельманн присвоил ваш правый глаз.
Увы, Дидрихс безнадежно много знает.
– И почему именно Энгельманн присвоил мой глаз, а не кто-нибудь другой?
– Я знаю его почерк. У нас когда-то были связи по профессиональной линии.– весомо сообщила госпожа Дидрихс.
– А почему вы считаете, что Энгельманн виноват в смерти Шермана?
– Они играли на одном поле. И я знаю, что Энгельманн не станет церемониться с опасным по его мнению человеком, особенно если человек из какой-нибудь недоразвитой страны.
– Ну и с чего вы решили, фрау Дидрихс, что я тут появился и стал мудилой-мучеником из-за Андрея Шермана?
– Вы закончите наконец с этим блиц-опросом, герр Шрагин? Да потому что вас послала Рита. Или потому что вы с Шерманом оба из Одессы. У вас обоих какой-то смешной акцент... Ну, еще вопросики имеются в загашнике?
– Да, то есть нет.
"Все равно вывернется", подумал он.
– А теперь, сказала Даша,– мы выпьем на брудершафт и перейдем на ты.
Как раз и стюардесса плеснула в пластиковые бокалы красного винца.
