когда ты окажешься в безопасности, тебе всё объяснят.
Я тоже смягчилась и сказала:
– Хорошо, я это сделаю.
– Я знал, что ты поступишь разумно, – похвалил голос. Затем он строго добавил: – Но поторопись!
И он повесил трубку.
Я села на кровать и ещё какое-то время сидела в ступоре. После бессонной ночи мысли в голове шевелились очень лениво. Наконец, они дошли до событий вчерашнего вечера.
«Посмотри на свой огонь…»
И вот тут-то я окончательно проснулась. Мне вспомнилась моя рука, покрытая серебристо-белой кожей и чёрная кровь…
«Конечно, – успокоила я себя, – это всего лишь был сон…».
Согласившись с этим, я зевнула и включила настольную лампу. Было ещё темно, потому что рассветало по-осеннему поздно. На часах было шесть утра. «Эх, спать бы сейчас сладким сном, как обычно», – подумала я, после чего вздохнула, понимая, что это желание неосуществимо.
Поднявшись с кровати, я зевнула и стала вспоминать, что велел мне голос… Найти, телефон, выключить… найти шкатулку, взять что-то… собрать вещи, закрыть дверь… на улице будет ждать человек со шрамом на щеке. Вроде, ничего не забыла.
Я не была уверена, что доверяю тому голосу, который мне звонил, поэтому не спешила выполнять его поручения. Я решила, что сначала неплохо было бы умыться и подкрепиться.
Придя к такому заключению, я отправилась в ванную. По мере того, как я приближалась к ней, я всё больше и больше нервничала. Дверь была распахнута, свет в ванной горел… На полу лежали блестящие холодные осколки зеркала.
«Что всё это, чёрт возьми, значит?!» – подумала я. Ответ пришёл сам собою: «это значит, что это был не сон, что ты ночью разбила это зеркало, что у тебя чёрная кровь, что порезы на твоей руке зажили в одну секунду, и что с тобой что-то неладно. Вот что это значит».
Я подняла с пола крупный осколок зеркала, и заглянула в него. Нет, всё в порядке, я отражаюсь. Дрожащей рукой я провела острым концом осколка по своей ладони. Из пореза тут же потекла кровь – красная, какой она и должна быть. Немного успокоившись, я вздохнула, и, поклявшись себе не вспоминать больше об этом, поднесла ладонь ко рту, слизнула языком кровь…
Тут же мой живот скрутило от чувства ужасного, дикого голода. В глазах на секунду потемнело, и я поняла, что, если сейчас же не поем, то потеряю сознание. И я мигом оказалась на кухне.
Наскоро поджарила яичницу, тут же съела её прямо со сковороды, заварила крепкого кофе, залпом выпила чашку. После этого мне стало легче. Вернувшись в ванную, я, осторожно собрала осколки щёткой в совок. Умылась.
Теперь я могла сделать всё то, что требовал от меня тот странный голос.
Телефон найти было нетрудно. Он лежал на том же самом месте, где я бросила его. Невольно вздрогнув от воспоминания о вчерашнем звонке, я безропотно выключила телефон и отправилась в комнату отца.
За всё то время, что я жила в этом доме, мне ни разу не удалось побывать в этой комнате. Вход туда был мне строго воспрещён, проникнуть туда не было никакой возможности, ведь комната запиралась каждый раз, когда отец куда-нибудь уходил. Итак, я первый раз в жизни хотела намерено войти в комнату папы. Зная, какой он человек, мне было немного не по себе.
Ключ от комнаты был, как ни странно, в замочной скважине, поэтому отпереть комнату было нетрудно. Дверь негромко скрипнула, и я оказалась в запретной комнате.
Комната как комната, только стойко пахло сигаретным дымом и потом. В ней было темно, большое окно занавешено плотной пурпурно-красной шторой. Прямо посреди комнаты стояла низкая широкая кровать. Кровать была не заправлена, на ней лежало множество каких-то вещей… Вообще в комнате царил полнейший беспорядок, который очень сильно бросался в глаза тем, что состоял он из очень интересных, и, возможно, ценных вещей. У полупустого шкафа для одежды стояло, скромно прислонившись, двуствольное ружьё. На кровати лежала шахматная доска, вокруг которой были разбросаны фигуры. На стене висела, покосившись, картина, изображающая некий хаос красок, который, если посмотреть под определённым углом, вырисовывался в человеческое лицо. Деревянный стул с резной спинкой и ножками, видимо, служил продолжением шкафа, на нём ворохом лежало около дюжины рубашек и несколько пар джинсов. На столе и на полу лежала гора каких-то бумаг, писем, записей, поперёк стола лежала гитара с порванной струной…
Впрочем, у меня не было желания разбираться, зачем ему нужны были все эти вещи. Среди беспорядка ярко выделялась чистенькая деревянная полочка, прибитая над изголовьем кровати. На ней стояла маленькая и гладкая шкатулка чёрного дерева…
Она-то и была мне нужна.
Забравшись на кровать, я взяла эту вещицу в руки – такую хрупкую и изящную среди этого хаоса – и открыла её. Из шкатулки полилась нежная мелодия, а на крохотной платформе закружилась миниатюрная балерина. Я невольно улыбнулась, глядя на это создание: балерина выглядела совсем как живая. Но вскоре мелодия закончилась, танец прервался, и мне настало самое время задуматься над тем, зачем я сюда пришла. Присмотревшись, я поняла, что шкатулка пуста. «Двойное дно», – тут же смекнула я, и, повертев шкатулку, нашла то, что искала. Платформа с балериной вынималась, а под ней лежал маленький блестящий предмет – полукруглый кулон на верёвочке, похожий на половинку серебряной монетки. Надев кулон на шею, я тут же ушла, только с уважением провела пальцами по струнам гитары. Странный всё-таки человек мой папа. И я пообещала себе, что обязательно расспрошу его обо всём, когда он вернётся.
Я мучительно думала, что мне нужно взять. Учебники? Вряд ли. Обувь? Возьму кеды и ботики потеплее. Расчёска точно нужна. Зубная щётка? Что-то из аптечки? Зарядное для телефона точно надо. Пижама? Нет, пожалуй. Тёплая куртка? В итоге собрала небольшой чемодан. Я бросила в рюкзак пару книг, свои краски, карандаши, папку бумаги…Зачем-то взяла с собой фонарик и даже галстук. Какое-то у меня было нехорошее предчувствие.
Я села на кровати и задумалась. После того, как я собрала вещи, комната заметно опустела. Мне ужасно не хотелось уходить. Я готова была сидеть на этой кровати хоть целую вечность, только бы никуда не идти, чтобы было тепло, чтобы царил вот такой, как сейчас, синеватый полумрак. Но стрелка на часах шла и шла по кругу, а за окном неумолимо светлело, и в комнату уже проникали первые отблески солнца. Почти девять часов утра. Медлить больше нельзя.
Напоследок я вымыла посуду. Мало ли что случится в моё отсутствие.
Я не знала, как долго меня не будет…
Взвалив рюкзак на плечи, я вышла из дома и заперла за собой дверь. Где-то вдали, за крышами домов, поднималось в небо солнце. Рассвет был
