Или мину заложить и подорвать так чтобы побольше врагов с собой захватить.
Кстати — надобно бы…
А еще хорошо бы починить плотину, дабы ров был заполнен водой. Стены укрепить — ни хоть и толстые, да внутри‑то не камни — земля насыпана…
Оружие, опять же, хоть какие тренировки.
Да, и мать пригласить. Пусть поживет в его доме, чтобы про Басю мерзкие сплетни не пошли. Кристина‑то против была, а сейчас… уехала? Ну и черт с тобой!
Мрачные мысли одолели мужчину, и одолевали его до той поры, как нашел его вестовой.
— Пан комендант, голубиная почта…
— Откуда?
— Король пишет.
Володыевский задрожавшими пальцами развернул клочок пергамента. Всмотрелся в значки… выдохнул раз, еще перечел, помотал головой — и сунул оказавшемуся рядом Васильковскому.
— Брежу ли я?
Тот тоже пробежал глазами письмо.
— Ежи, мы спасены!
И было, было от чего утратить разум. Ибо содержало письмо всего несколько строчек. Но в этот миг Ежи не променял бы и ни на что другое.
Направляю подмогу. 10000 войска. Держитесь.
Так что домой Володыевский влетел, чуть ли не сияя. Обнял мать, покружил по комнате, отпустил, подхватил на руки Басеньку — та недоуменно смеялась, глядя на счастливое лицо любимого.
— Что случилось, родной мой?
— Басенька, спасены! Спасены!!!
Стоит ли говорить, что в городе о том так и не узнали. Ну, получил письмо, так что ж с того? Что Володыевский, что Васильковский решили молчать. Шпионов турецких покамест еще никто не отменял, их армия идет медленно, да верно, но ведь и ускориться может. И окажутся они неподготовленными.
Зато сейчас… что надо?
Продовольствие, фураж, боеприпасы, подновить по возможности укрепления… справится?
Спрашиваете!
Когда есть надежда — есть и вера, и силы, и воля… Ежи буквально летал по бастионам, заражая своей уверенностью людей.
Починить плотину?
Согнать туда всех! Вообще всех! Включая женщин и детей, а то как же! Реквизировать по городу все телеги, кареты подводы, провести строгий учет продовольствия, выслать фуражиров по деревням… дел было невпроворот. Мужчина метался от одной заботы к другой, почти физически ощущая, как тают, уходят драгоценные мгновения, а сделано так мало, мало, мало…
Дни улетали так стремительно, что Ежи не отличал одного дня от другого.
И все же — все должно быть готово к подходу подкрепления. Чтобы потом замкнуть ворота — и не дать туркам ничего узнать о защитниках города. Где бы еще соколов достать…
* * *
Ян Собесский смотрел на Каменец — Подольский в дорогую подзорную трубу.
Что же мы видим?
А видим мы два замка — один рядом с другим. Видим мы глубокий ров, который в любой миг может быть заполнен водой — не бог весть какое препятствие, но все ж таки…
Новый замок — вообще черт знает что такое, почти никаких укреплений. Куртина, пара полубастионов — и только‑то. Старый укреплен получше, да ведь стоит один из замков захватить — и оба полягут. Защищать их чертовски неудобно…
У Старого замка минимум пять уязвимых мест. Раньше он был неприступен, а сейчас — поставь батареи и лупи, покуда стены не обрушатся.
Одним словом — стоит в одном месте ворваться туркам, как начнется резня.
Но ведь и не в поле их встречать?
Ян Собесский нахмурился.
А ему надо выиграть именно эту схватку и эту войну. Здесь и на этих стенах.
Королева, мерзавка, выхода ему не оставила. Теперь дворянство его в жизни не поддержит…
Не то, чтобы Собесский сомневался в русских, сейчас им просто невыгодно рвать Речь Посполитую. Но так он бы сразу выставил их негодяями. А сейчас, благодаря русской гадине, все смотрят на него, как на труса — и смыть такую славу можно только кровью. Ничего, он справится, обязательно справится.
Собесский нахмурился, тронул коня и медленно стал спускаться к городу.
* * *
Пан Володыевский был весьма и весьма нервен последнее время. Разведка доносила, что турки все ближе и ближе. Уже даже не в месяце — в паре недель пути. И что их — много! Тьма! Тысяч пятьдесят одних турок, кабы не семьдесят. А еще с ними идут татары под предводительством Селим — Гирея в количестве чуть ли не сорока тысяч — и казаки под предводительством подлеца Дорошенко, чтоб ему на том свете черти вилами зад отчесали! Предатель веры христианской, ради гетманской булавы будет Мехмеду пятки лизать… мр — разь!
Поэтому когда с холмов запели рога, Володыевский себе сначала не поверил. Но знамена, стяги, хоругви… Свои!
Пришли‑таки!
Родные вы мои!!!
У мужчины на полном серьезе сдавило горло спазмом — и он быстро хлебнул вина из кувшина, стоящего в кабинете. Подождал пару секунд, пока отпустит — и начал отдавать распоряжения.
Закрывать все ворота.
Никого не выпускать.
Разослать по округе патрули, чтобы ни одна тварь не проскочила, пока враг не должен знать о пополнении его гарнизона. Пусть это будет сюрпризом!
Собесского он принял со всем возможным почетом, попытался уступить ему покои коменданта, но Ян отмахнулся.
— Ежи, не надо. Не до того, да и родные у вас тут…
Володыевский кивнул.
— Мы уж и не верили.
— Ты мне расскажи, что сделано.
Володыевский принялся перечислять — и лицо Собесского чуть просветлело. Что мог — мужчина сделал, остальное надобно будет сделать ему. И — стоять насмерть. Нечего этим тварям Каменец отдавать, потом не отобьешь! Ведь сколько раз говорено было, что город плохо защищен!
Ур — роды!
С — сейм чер — ртов!
— У нас с собой пушки, их надо будет поместить на стены…
* * *
А в это же самое время Михайло Корибут наконец увидел в лицо своего деверя, Алексея Алексеевича Романова.
Встречи по всей форме, правда, организовать не удалось, хватило и того что король навстречу войску выехал.
— Ваше высочество…
— Ваше величество…
Двое мужчин мерили друг друга взглядами, как два кота, встретившихся в одной подворотне. Михайло вынужден был признать, что шурин у него хорош. Не внешне, хотя и это — тоже. Но уверенная посадка в седле, то, как он выдерживает тяжесть кольчуги, движение, которым он поправлял оружие, спокойный синий взгляд…
Не паркетный мальчик, не придворный бездельник. Да и мозоли на руках не от безделья набиты, это видно.
Конь, опять же, злой, горячий, сразу видно, а стоит не двинется, хотя в сторону его коня косится лиловым глазом, так бы и цапнул… но слушается. Вышколен на славу.
Алексей тоже мерил взглядом мужа сестры. Ничего себе так зять. По лицу видно, что не дурак. Самодоволен, конечно, но неглуп. Опять же, с конем управляется неплохо, да и вольницу свою держит…