Рядом с капсулой оказался столик со сменкой, хотя, это сильно сказано — короткие свободные штаны, даже, скорее, бриджи, вот и вся обновка.
— Добро пожаловать на борт, — не отрываясь от панели управления, подал голос Игорь Семенович, и вместе с тем крышка капсулы беззвучно отъехала, открывая игровое ложе. Стоило улечься, и оно тут же подстроилась под моё тело — чертовски удобно! Вопреки ожиданиям, крышка не спешила закрываться.
— Система активизирована, — подсказал безликий голос машины, — проверка состояния организма пользователя. Учащенное сердцебиения, отклонение в пределах нормы. Предварительный запуск системы через семнадцать секунд, — крышка наконец-то пришла в движение, а вместе с ней и десятки едва уловимых массажёров в ложе. — Синхронизация мозговых волн с капсулой начата. Внимание, первичный вход в виртуальную реальность. Десять, девять, восемь…
С каждой секундой голос машины становился всё дальше и тише, а на тройке вовсе обратился в далёкое эхо. Кажется, Игорь Семёнович ещё что-то говорил, но я уже провалился во всеобъемлющее ничто. Неприятное чувство: тело словно испарилось, а вместе с ним и все мои чувства. Ни вспыхивающих точек под веками, ни звенящей тишины в ушах.
Благо, продлилось это недолго. На сплошь чёрном фоне прорезалась крохотная серая точка. Поначалу едва заметная, она становилась всё ярче, пока не стала ослепительно белой. Стоило ей дойти до своего предела, тут же принялась метаться из стороны в сторону, но, не выходя за границы поля зрения. После из крохотной она в пару секунд разрослась, заняла всё пространство, и меня накрыло сплошным потоком света, сквозь который пробивались разные цвета, звуки и запахи.
Когда Система наконец-то сочла, что подобрала ключи ко всем чувствам восприятия, меня выбросило посреди пустыни, нет, пустоши. Седой пепел, застилавший землю сплошным покрывалом, срывался и хлопьями уносился в грязные серые разводы небосвода.
Не веря своим глазам, я закрыл их и сделал глубокий вдох. Пахло пеплом, а нос приятно щекотал морозный воздух. Повинуясь порыву, я поймал пепельную снежинку, но тут же забыл про неё, уставившись на свою руку, ноги, туловище. Видок у меня был ещё тот. Ожившая тень, размытая, но с намёком на человеческую фигуру, хотя из-за плавающих контуров наверняка и не скажешь, любой гуманоид впишется. Этакая заготовка-болванчик.
По сравнению с нейрошлемом разница была поразительной. И ведь здесь по сути дела нет такого параметра, как графика, удобство контроля, отличия были на более тонком уровне. Может лишь на самую малость, но всё вокруг было живей, реальней, и в сумме превосходило все ожидания.
Лёгкий порыв ветра, и пепельные снежинки покачнулись в воздухе. А если поднять ногу, то на ней останется немного пепла. Единственное, что портило первое впечатление, так это надгробие у моих ног. Изломанная временем плита с вырезанной надписью: «Не стоит страшиться смерти, если и жизнь была пуста».
— Умеете воодушевить на подвиги, — изо рта вырвались клубы пара — стало намного холодней, чем поначалу.
— Это лишь напутствие, подсказка прожить жизнь достойно и полно, — оторвав взгляд от надгробия, я уставился на кутавшегося в плащ человека. И когда он появился? — Пришло время избрать свой путь, перевоплотиться и начать новый цикл жизни.
Верхнюю половину лица говорившего закрывал капюшон, но голос и улыбку я узнал, отчего прибывал в лёгком состоянии шока. Передо мной стоял Степан Маркович, даже комплекцию не поменяли. Неужто не захотел пощеголять в молодом и бугрящемся от мышц теле?
— Первый шаг, — обернувшись на голос за спиной, я вновь оказался перед улыбчивым стариком.
— Но каждый волен сам творить свою судьбу, — поддержал третий.
Все трое разом протянули мне руку, предлагая сделать тот самый заветный первый шаг.
А где четвёртый? Два Степана Марковича стояли по правую и левую руку от меня, ещё один напротив, и мой мозг, ищущий в картинке симметрию, настаивал на том, что не хватает ещё одного, который завершит фигуру креста, или квадрата — это как посмотришь.
Секунды капали одна за другой, а я всё стоял, смотря на тянущиеся ко мне руки. И ведь стоят молча, улыбаются и ничего не делают.
Видимо, четвёртый Степан Маркович как раз и работает в реале…
Выбирать наобум не хотелось, так что я принялся за глобальный анализ происходящего. Игорь Семёнович обещал что-то забацать в плане выбора расы и что-то там говорил про Наместника. Вполне может быть, что в его роли сейчас и выступают Степаны Марковичи. При этом рас великое множество, а на выбор даётся лишь три варианта. Значит помимо прочего, скорее всего, идёт многогранная оценка всех моих действий. Но даже так все трое просто не могут быть одинаковыми.
Пара минут на изучение Степанов Марковичей, и я таки нашёл между ними отличия! У одного рука была мозолистая, у второго холёная, а у третьего время от времени подрагивали пальцы. Отличия я нашёл, а вот как этим воспользоваться, я не понимал.
— Работяга, богач, безумец, — озвучил свои находки, поочерёдно оборачиваясь к каждому из них. Все трое ответили мне улыбками, оказавшимися такими же разными, как и их руки. На этом всё, но сдаваться я не спешил.
Как там звали высшую инстанцию и главную ИскИниху…
— Моя судьба в руках Создательницы!
Улыбки Наместников, стали ещё шире, у дёрганного она и вовсе обратилась в оскал, но дальше ничего не произошло. Факир был пьян, и фокус не удался. Помолчали. Попытался повторить перевести стрелки на Творца, и опять мимо. Правда, кое-какой эффект был — стало жутко холодно, вот только заслуги в этом моей не было. Видимо, мне намекали на то, что стоит поспешить с выбором.
А если так?
— Я выбираю, — развернувшись на пятках, я стал на одно колено и склонил голову перед пустотой, где, по идее, должен был стоять четвёртый, — твой путь.
Воздух зазвенел от дыхания стужи. Ледяной ветер ударил в лицо, прикрывая глаза рукой, я отвернулся и увидел работягу. Ветер срывал с него фальшивую плоть, обнажая истинный облик. Мужчина-воин, обнажённый могучий торс покрывали десятки длинных рваных шрамов. Глаза его источали ослепительное сияние. Он впечатлял, давил своей силой и превосходством.
Порыв ветра ударил с новой силой, и я, покачнувшись, чуть развернулся, теперь передо мной был холёный. Из старика он обратился в молодого парня без единой морщинки и уж тем более — шрамов. На его пальцах сверкали золотые кольца, а улыбка была доброй и обворожительной. Вот только из его пустых глазниц, подобно слезам, по щекам стекала тьма.
Последний сам показался передо мной. В нем мало что осталось от человека. Вместо одежды — изорванные лохмотья, а плоть срослась с множеством кристаллов всех цветов радуги. Единственный глаз дёргался из стороны в сторону с безумной скоростью, словно пытался увидеть всё вокруг.
