— И часто тебе попадается что‑нибудь вроде этого? – спросил незнакомец, взвешивая на ладони странную шипастую железяку.
— О я давно занимаюсь такими вещами… – уклончиво ответил старик. – Заходите ко мне через месяц. Я попробую что‑нибудь отыскать…
— Сомневаюсь, что мы когда‑нибудь еще встретимся. Я здесь проездом. Так что… прощай, старик.
Старые доски пола жалобно скрипнули – черный развернулся и направился к выходу.
— Эй, эй! Так просто вы отсюда не уйдете!
Черный, уже стоя на пороге, обернулся:
— Что ты сказал, старик?
Барт судорожно сглотнул, во все глаза наблюдая за незнакомцем. Стоит он как раз напротив лампы, но в складках капюшона по–прежнему клубится тьма. Аранос, спаси и защити! Человек ли это?
— Да, дон. С вас тысячу триста лир. Никому еще не удавалось уйти от старого Дабера, не заплатив.
В руках у Хорька будто бы сами собой появились оба арбалета. Да уж, когда дело касается денег, он способен на чудеса храбрости.
— Хм… – Незнакомец сделал многозначительную паузу, в течение которой Барт успел раза три покрыться холодным потом, а Дабер, наверное, все пять. – Действительно, совсем вылетело из головы…
Черный снова ненадолго умолк, будто задумавшись. Тишину нарушало только потрескивание фитиля в лампе да хриплое дыхание Дабера.
— Но если бы ты напомнил мне об этом повежливее… – наконец подал голос жуткий гость. – Я терпеть не могу, когда мне угрожают, старик.
— Ну… Я… Это, наверное, лишнее. Я просто подумал, что…
— К тому же ты мне все равно больше не понадобишься.
— Но как же, дон…
Дабер не договорил. Черный неуловимо быстро взмахнул рукой, и старик захрипел, повалившись грудью на прилавок. Барт дернулся от ужаса, и половица предательски скрипнула под ним. Он зажмурился. Услышал, или?..
Секунды поползли медленно, лениво, как густой мед из кувшина. Хорек продолжает жутко хрипеть, беспорядочно царапая ногтями прилавок. Зазвенели безделушки, опрокинутые на пол. Брякнулась на бок лампа, разлитое масло тут же вспыхнуло, языки пламени озарили стены убогого жилища.
Барт по–прежнему не мог пошевелиться. Казалось, жуткий тип в черном так и стоит на пороге, только и ждет, когда он покажется из‑под прилавка. Во всяком случае, удаляющихся шагов слышно не было. А должно бы – вон он как до этого грохотал своими сапожищами!
— Вот влип! – прошептал Барт. – Как воробей в коровью лепеху!
Старые сухие доски тем временем разгорались все сильнее, и комната быстро наполнилась едким белым дымом. Барт, зажав нижнюю часть лица платком, выглянул‑таки из своего укрытия.
Черного и след простыл. Дабер лежит поперек прилавка и уже не дергается. Кровищи натекло – полкомнаты. Похоже, черный метнул ему нож в горло. Картина жутковатая, но Барт уже столько страху натерпелся за последние несколько минут, что не очень‑то и впечатлился. К тому же сейчас не до эмоций. Огонь с прилавка перекинулся на пол, а потом и на ближайшую стену, перегородив единственный путь наружу. Еще чуть–чуть – и Барту уже не выбраться.
Юноша бросился вглубь зала, ойкнул, наступив на злополучное кольцо с шипом. Подобрал вещицу, сунул в карман. Можно было пошарить по полу, поискать остальное. Там ведь, кажется, какие‑то серебряные фигурки были. Но, в отличие от Дабера, жадность Барта находилась во вполне разумных пределах, так что он бросился к ближайшему окну, сквозь пыльные стекла которого пытались пробиться солнечные лучи.
Может, когда‑то окна в лавке и открывались, но в последний раз это делалось явно еще до рождения Барта. Счастливчик безуспешно дергал за ручки до тех пор, пока не вырвал их напрочь из прогнившей рамы.
Дым уже заполнил всю комнату, от него слезились глаза и жгло глотку. Барт присел на корточки, чтобы вдохнуть свежего воздуха, но и там его уже не оказалось. Подхватив колченогую деревянную лавку, юноша со всего маху саданул ею в окно. Весело зазвенели осколки стекла, градом острых брызг обрушившись вниз. Еще удар – и лавка вместе с обломками рамы тоже вывалилась наружу. Вслед за ней показался взъерошенный и запыленный Барт. Прыгать пришлось в воду – дом был крайним, и окна выходили прямо в море. Доплыв до ближайшей причальной стенки, Барт вскарабкался по свисающему канату, кое‑как, не снимая, выжал полы сюртука и, хлюпая мокрыми башмаками, бросился прочь. Казалось, вот–вот – и за спиной раздадутся грохочущие шаги Черного.
Приостановился Бар т только на торговой площади. Во–первых, запыхался, во–вторых – народ уже потихоньку начал появляться на улице, так что вид несущегося во весь опор мокрого взъерошенного парня, за которым только что дымный шлейф не тянется, привлекал бы слишком много внимания. Юркнув в узкий проход между домами, юный Твинклдот кое‑как причесался, выжал одежду, вылил воду из башмаков и уже в таком относительно приличном виде направился к дядюшкиному дому.
По пути постоянно оглядывался, шел то медленно, то едва ли не вприпрыжку. Да и крюк такой дал, что дорога заняла в три раза больше времени, чем могла бы. Домой, конечно, заходил не через парадную дверь и не через лавку, а вскарабкавшись по водосточной трубе прямо к окну своей каморки. Он часто так делал – стена с этой стороны дома соседствовала с длинной глухой стеной склада, и в узком проходе между ними редко кто появлялся.
Впрочем, все эти предосторожности оказались излишними. Судя по всему, никто за ним не следил, так что можно было со спокойной душой спускаться в столовую. Наверняка уже опоздал к завтраку. Мэм будет ругаться, может, даже без сладкого оставит. Ладно, что уж теперь. Если уж день с самого утра не задался…
Стаскивая с себя мокрую одежду, Барт проверил карманы сюртука, достал кольцо с шипом, которое подобрал в лавке Хорька. Оно оказалось из блестящего желтого металла – неужели золотое? По всей окружности кольца тянулся ряд причудливых символов. По обеим сторонам шипа – острого, изогнутого, как птичий коготь – выдавлены черепа с узкими черными глазницами. Жутковатая штука…
Барт спрятал кольцо, сунул руку в левый внутренний карман сюртука и обмер.
Кошелька на месте не было.
За завтраком Барт сидел мрачнее тучи. Толстуха Мэм, сжалившись, поставила‑таки перед ним тарелку с пудингом, но юноша к нему даже не притронулся. Быстренько покончив с едой и отмахиваясь от расспросов, он, забрав в своей каморке лютню, поспешил в лавку. Бонацио уже давно там. Хотя это даже к лучшему. Если бы он застал Барта за столом, то уж точно не отвязался бы, пока все не выпытал. Более занудного типа Счастливчик не встречал. Вылитый папаша, разве что с мозгами проблема.
Лавка занимает весь первый этаж особняка Твинклдотов и, в отличие от жилых помещений, имеет выход не в узкий проулок, а прямиком на центральную торговую площадь портового района. В общем, местечко что надо, и от недостатка посетителей «Твинклдот и сыновья» не страдают. Тем более что товары их – в основном фрукты и овощи со всего побережья да разная подержанная мелочевка – хоть и не приносят большой прибыли, но и на прилавках не залеживаются.
