— Вы опять повиновались?
— Да.
«А теперь опусти трусики, — произнес он. — Так, чтобы обнажился пупок».
Я сделала и это. Теперь я стояла перед ним на коленях в трусиках, с обнаженным пупком, со спущенными до колен брюками, моя кофточка валялась на ковре позади меня…
Я с трудом заставлял себя верить в услышанное.
— Вы понимаете, что означает обнажение пупка? — спросила меня Беверли.
— Кажется, на Горе это называется «живот раба», — припомнил я.
— Да, — подтвердила мисс Хендерсон. — Но конечно, Гор — это фантастика.
— Бесспорно, — ответил я.
«Теперь возьми кубок, — продолжал незнакомец, — и приложи к своему телу, прижми его поплотнее».
Я взяла кубок и плотно прижала его к телу, как раз под бюстгальтером.
«Ниже. Прижми его к животу».
Тогда я опустила кубок ниже.
«Сильнее!» — скомандовал он.
Я подчинилась. До сих пор чувствую прикосновение холодного металла! Я ощущаю его даже сквозь белье на животе.
«Теперь, — распорядился незнакомец, — поднеси кубок к губам и медленно поцелуй, затем предложи его мне, вытянув руки и опустив голову».
— И вы сделали это?
— Да…
— Почему?
— Я не знаю, — сердито ответила Беверли. — Прежде я никогда не сталкивалась с такими мужчинами. В нем чувствовалась сила, какой я не встречала ни в ком. Это трудно объяснить. Но я понимала, что должна повиноваться ему, и повиноваться как следует, потому что у меня нет другого выбора.
— Интересно, — заявил я.
— Выпив вино, — продолжила мисс Хендерсон, — незнакомец поставил кубок на стол. Затем сказал: «Ты неуклюжая и нетренированная, но хорошенькая. Мне кажется, тебя можно обучить. Теперь вставай, одевайся и уходи».
— Как вы поступили? — поинтересовался я.
— Я встала и оделась. А затем сказала ему: «Я — Беверли Хендерсон». Мне казалось, что я хочу удостоверить тем самым свою личность.
«Твое имя мне известно, — еще раз подчеркнул незнакомец. — Тебе оно нравится, не так ли?»
«Нравится», — заявила я ему.
«Наслаждайся им, пока можешь, — сказал он, — скорее всего, ты недолго будешь носить его».
— Что он имел в виду? — спросил я.
— Не знаю. Я тоже настаивала на объяснении. Но незнакомец повторил, что я могу идти. Тогда я почувствовала злость.
«Что вы должны были сообщить мне о Горе?» — спросила я.
«Без сомнения, сегодня ты кое-что узнала о Горе», — отвечал мужчина.
«Я не понимаю вас», — сказала я.
«Жаль, что ты такая тупая. Иначе за тебя можно было бы получить более высокую цену».
«Цену!» — воскликнула я.
«Да, цену, — улыбнулся незнакомец. — Без сомнения, ты знаешь, что существуют мужчины, которые заплатят за твою красоту».
— Продолжайте, — попросил я.
— Я страшно рассердилась. Я сказала ему: «Никогда меня так не оскорбляли!» Потом закричала: «Я ненавижу вас!»
Незнакомец продолжал улыбаться.
«Отсутствие дисциплины и капризы приемлемы только в свободной женщине, — сказал он. — Капризничай, пока можешь. Потом тебе не позволят».
Тогда я повернулась и пошла к двери. «Не бойтесь, мисс Хендерсон, — продолжал этот толстяк, — мы всегда имеем в запасе одну или две капсулы помимо тех, что положены нам по официальной заявке. На случай, если обнаружится что-то стоящее».
Он ухмыльнулся. «А вы, я думаю, окажетесь вполне стоящим товаром после хорошей тренировки, упражнений и диеты. Можете идти».
Я заплакала и выбежала вон.
— Когда это произошло? — спросил я.
— Два дня назад, — ответила Беверли. — Как вы думаете, что это значит?
— Думаю, это была жестокая шутка, которая могла бы оказаться опасной. Советую вам никогда больше не ходить на подобные свидания, — ответил я.
— Не имею таких намерений, — пробормотала она.
— Но все это позади, и больше не о чем беспокоиться, — попытался утешить ее я.
— Спасибо вам, Джейсон! — вздохнула Беверли.
— Вы сообщили в полицию?
— Да, но только на следующий день. Ведь никакого преступления не произошло. Я ничего не могла доказать. Однако мне показалось, что все это заслуживает расследования.
— Согласен с вами, — кивнул я.
— Два детектива отправились со мной по этому адресу, — начала она.
— Что же произошло?
— Ничего. Квартира оказалась пуста. Ни мебели, ни штор на окнах. Домоправитель утверждал, что квартира свободна уже неделю. У полицейских не нашлось оснований усомниться в его словах. Может быть, ему заплатили. Возможно даже, он заодно с этим толстяком. Полицейские, рассерженные ложной тревогой, строго предупредили меня о возможных последствиях глупых шуток и отпустили. Это дело обернулось для меня только болью и смущением.
— Все это смахивает на хорошо подготовленную мистификацию, — заметил я.
— Кому понадобилось ее устраивать?
— Не имею представления.
— Вы думаете, мне следует чего-то опасаться?
— Нет, — сказал я, — конечно нет.
Я поднял руку, подзывая официанта.
— Я должна оплатить половину счета и половину чаевых, — заявила Беверли.
— Я заплачу сам, — ответил я.
— Нет, — с внезапным раздражением возразила мисс Хендерсон. — Я не желаю зависеть от мужчины из-за пустяка!
Я видел, что Беверли чересчур раздражена, и подумал со злорадством: плеть горианского работорговца, если такая существует, быстро успокоила бы ее.
В гардеробе мы получили одежду. Гардеробщица оказалась блондинкой в белой блузке и короткой черной юбке.
Мисс Хендерсон взяла свою легкую пелерину и положила монету в двадцать пять центов в маленький деревянный ящик на перилах гардероба. Я забрал свое пальто и дал девушке доллар. У нее были очаровательные ножки и милая улыбка. Она понравилась мне.
— Спасибо, сэр, — сказала гардеробщица.
— Не за что.
— Отвратительно, как некоторые женщины эксплуатируют свое тело, — заявила мисс Хендерсон, когда мы вышли из гардероба.
— Она очень мила, — сказал я.
— Думаю, вы не стали бы возражать, если бы она принадлежала вам, — заметила Беверли.
— Конечно, я ни за что не стал бы возражать. Должно быть, это приятно — обладать ею.
— Все мужчины — монстры.
Пока я надевал пальто, она продолжала держать пелерину в руках. Я спросил:
— Почему вы так оделись сегодня? Не боитесь, что кто-нибудь из «сестер» с вашего отделения увидит вас? Это рискованно.
Беверли мгновенно встревожилась. Вообще-то я пошутил, но шутка вышла недоброй. Любой студент может заметно испортить репутацию другого студента в глазах однокашников и даже всего факультета. Это делается с помощью невинной обмолвки на семинаре, намеренно — случайным замечанием за кофе или же просто выражением лица в аудитории. Правила соответствия общим стандартам и карательные меры против того, что отличается от общепринятого, редко бывают явно выражены. Само наличие таких правил и мер обычно отрицается. Однако они очевидны для тех, кто знаком с психологией групп. К сожалению, из-за них пострадала карьера не одного аспиранта.