Барон де Элер предпочел промолчать, но, неожиданно, по помещению пробежался ветерок, растрепавший пламя свечей в витых канделябрах и в их разговор ворвался бархатистый мужской голос:
— От непогоды скрываемся. Опять же наша семья издавна была дружна с родом де Элер. А как успели… Да мы вообще быстрые. — Движимая любопытством, я осторожно выглянула из тени высоких полок, пораженно увидев, как отделилась от окна статная мужская фигура беловолосого лорда, прибывшего этим вечером.
— И умные. Не пытайтесь обмануть судьбу, баронесса. — Вторил синеглазому рыжеволосый юноша, выступая из-за его спины.
— Иначе, мы будем вынуждены принять определенные меры. — Произнес беловолосый и добавил, досадливо морщась: — В конце концов, мы и так совершили поистине непростительную ошибку, дав вам целый год.
— И весь этот год неустанно контролировали! — Возмущенно воскликнула мать, сжимая кулаки.
— Как оказалось, недостаточно, дорогая баронесса. — Многозначительно усмехнулся наш гость, и, как мне показалось, с изрядной долей сожаления, покачал рыжей головой: — Вы противитесь неизбежному, всё уже предрешено.
— Уж не вами ли, лорд? — Оставила выдержка отца.
— Не нами. К сожалению, мы с графом Заком не обладаем достаточными полномочиями, что бы править судьбой, равно, как и противится ей. Кто мы в сущности такие? Два графа из западных лесов — слишком незначительные фигуры, дабы влиять на неё. Мы всего лишь верные слуги нашего мира… — Всё так же безразлично говорил светловолосый, и вместе с его словами по залу расползался холод. Затих едва уловимый шепот витых свечей, смолк смех листвы за окном. Казалось, даже свет померк, испуганный его словами.
Скованная всепоглощающим, замораживающим, будто порывы зимнего ветра, страхом я сжалась в комок, чувствуя, что вот-вот упаду на колени и заскулю, как скулит потерявшийся щенок, но в тот же миг пришло нежданное избавление:
— Впрочем, об этом, равно как и о судьбе, мы поговорим в другой раз — время уже позднее. — Перебил его рыжеволосый граф, разбивая наваждение навеянное голосом нашего гостя. — Наши гостеприимные хозяева, верно устали. — Добавил он, устремляясь к дверям. — В такие ночи не спят только молоденькие девушки, любящие провести темное время суток за приключенческим романом.
— Барон, баронесса, — Неохотно качнул головой его спутник, устремляясь следом.
— Как думаешь, он так же ужасен?.. — Дождавшись тихого скрипа закрывающихся дверей, тихо прошептала мать.
— Лорд. — Вместо ответа произнес отец, жадно припадая к бокалу.
— И леди… — Растрепанный веер пробежал по её ладони, распахнувшись у левого подлокотника с коротким щелчком. Высочайшее искусство благородных господ, позволяющее вести понятный лишь двоим диалог.
— Мы должны. — Покачал головой барон де Эллэр, сжимая подрагивающую руку матери в своей широкой ладони.
— Знаю. — Безжизненно ответила она, опуская голову. — Но Эдвард, что я могу? Одного моего ребенка отняли сразу после рождения, другой оказался потерян на пятнадцать лет. Я не видела, как растёт мое дитя, дай увидеть, как она становится женщиной… Сокровище… оно наше и мы…
— Мы должны. — Жестко проговорил отец, вставая, и не оглядываясь, отправился к двери, стремясь скрыть горестный изгиб тонких губ не оставшийся незамеченным мною.
— Должны. — Эхом откликнулась баронесса, поднимаясь следом, и прожигая его спину взглядом черных, как сама бездна глаз: — Но не им. Этого долга они не получат. Не отдам…
И откинув назад непокорную голову, стремительной походкой направилась к дверям, где, судя по всему, ожидал её барон, предусмотрительно распахнувший тяжелые створки, пропуская вперед дрожащую, будто в лихорадке женщину, чьи щеки прочертили дорожки слез.
Скрипнув, двери захлопнулись, заглушая удаляющиеся шаги, я устремилась в свою комнату, спиной чувствуя тяжелый взгляд, клеймящий мою спину, будто раскаленный металл обнаженную плоть.
Захлопнув двери, показавшейся спасением комнаты, обессилено сползла на пол, чувствуя, как обжигает ладони холодный камень пола. И наконец, позволила слабину, обессилено сползя на пол, чувствуя, как обжигает ладони холодный камень пола.
Вне всякого сомнения, я стала свидетелем некой тайны, ответ на которую, следовало искать в прошлом. О каких детях говорили родители? Что за сокровище скрывает наш замок? Про какую ошибке упомянул беловолосый граф со страшными, будто водная бездна глазами?
Вот только, как найти то, что сокрыто даже от тебя?…
По словам сестры, с самого раннего детства меня растили с твердым осознанием того факта, что отличаюсь от других детей. Всё — величавый разворот головы, манеры, нежный алебастр тонкой кожи — выделяло меня в пестрой стайке сверстников, неслышно опустив полог отчуждения, разделивший меня с загорелой ватагой дворовых ребятишек, сторонящихся молодой госпожи. Стоило мне появиться во дворе — стихали смех и голоса, а в воцарившейся тишине звенел боязливый шепоток — ваша милость.
Два коротких слова, проложившие пропасть между нами и заставляющие гордо нести изящную голову на властно расправленных плечах. Наверное, я была счастлива. Любимая дочь, богатых родителей, получающая наряды и игрушки во многом превосходящие самые смелые мечты моей младшей сестры. Любая моя просьба незамедлительно удовлетворялась, любой каприз был немедленно исполнен. Быстроногие кони и породистые собаки, старинные украшения и изящные безделушки — все было у моих ног.
А потом была охота. И безумная скачка сквозь лес под яростный свист колючих хлыстов гибких веток, и краткий ужас падения, сменившийся болезненным забытьем. И слёзы в помутневших очах матери и отчаянье в глазах отца. И коротковолосое, до болезненного худое существо, чье отражение в зеркале заняло место холодной красавицы, бездонное серебро глаз которой сменила серая хмарь. Существо, сохранившее жизнь, но оставившее на той охоте себя. Вопреки прогнозам лекарей я выжила, но — потеряла память.
Следующий год, прошел в бесплотных попытках вспомнить что либо. Сознание металось среди неясных теней и разрозненных воспоминаний, цепляясь за обрывки своего прошлого с молчаливым отчаяньем, с которым утопающий ловит руками осклизлое бревно проплывающее мимо.
Со временем нити чувств и эмоций сплелись в отдельные картины, создающие образ идеальной леди, но не достаточные для пробуждения живого существа. Казалось, сознание издеваясь, щедро одаривает меня воспоминаниями о правилах этикета и манерах, предусмотрительно скрывая куда менее яркие детали, позволяющих узнать не о благородной баронессе Эльвире, но сероглазой непоседе Вире, о чьих проказах до сих пор вспоминал весь замок…
