Он прикрыл глаза окулярами темно-кофейного цвета и внимательно посмотрел на юг, туда, где белая Корона купалась в радужных сполохах. Полярные радуги играли сегодня брызгами померанца. С болот Северной дельты надвигался стригущий смерч, пока не слишком быстро, и уже было видно, что пройдет стороной. Можно не укрывать скотину, не прятаться самим и не надевать дыхательные маски…
Телеграфист из Гагена передал, что забиты все постоялые дворы, собирается большая экспедиция. Королевский двор субсидировал академию, нанято целых двадцать упряжек, закуплено оборудование для зимовки. Да, так и передал — «для зимовки». Эти любопытные зазнайки во что бы то ни стало хотели пережить на стороне Тьмы зиму. Они твердо вознамерились найти легендарный парусник, на котором на твердь Зеленой улыбки попали предки Его королевского величества…
Идиоты, думал Рахмани. Вслух он никогда таких слов не произносил, тем более по адресу высокородных персон. Его величество Георг Второй вбил себе в голову, что рассказы пьяных венгов — правда. Об огромном паруснике, запаянном в глыбу льда. О паруснике, который попал на Зеленую улыбку лет пятьсот назад. А ловец Тьмы им нужен исключительно затем, чтобы в полнолуние вывести их через ледяные фиорды к плато Королевы. Дальше они якобы пойдут сами. Будут оставлять зимовья и костры. Будут искать то, что приносит тьма.
Рахмани Саади поднялся. По выработанной годами привычке вышел раздетый на снег. Мерку они с Ванг-Вангом жонглировали гирями, затем присоединился повар Хо-Хо, и еще три мерки хозяин отбивался от ударов палок и цепей. Хозяин прикрывался фантомами, однако опытные слуги не отставали. Иногда со стороны могло показаться, что на утоптанной площадке кружатся в пляске огня полторы дюжины полуголых мужчин. Как следует разогревшись, Рахмани растерся снегом, закутался в халат и принял у Хо-Хо утреннюю пиалу с чаем. Не следует втаптывать в пепел традиции предков, даже если ты живешь на другой тверди. Душистый травяной чай бодрит и дает ясность мыслям. Саади успел допить пиалу, глядя сквозь прозрачные стены иглу на скольжение солнечных бликов, когда под башней телеграфа показалась бегущая фигурка страуса с седоком. Страус дважды споткнулся. Саади издалека почуял порох и железо, у седока под камзолом висел пистоль.
Рахмани вспомнил продавца улыбок. Такие сны не приходят зря.
— Мой дом — это твой дом, — повел рукой Рахмани, когда раб принял поводья. Рахмани узнал юношу — это был сын придворного астролога. Раз друг прислал сына, значит, слова нельзя доверить телеграфной ветке. Раз слова нельзя доверить зеркалам, значит, гонец принес плохие новости.
— Благодарю, — склонился всадник. Его свежая кожа блестела, натертая жиром рыбы Валь, а узкие глаза смотрели со смелым почтением. Разогревшийся лохматый страус за его спиной нервно перебирал ногами, не в силах остановиться.
— Ходят слухи, что на тверди Хибра недавно видели уршада, — улыбнулся всадник, и улыбка его была темнее ночи. — Ходят также слухи, что уршад оставил Камень пути.
Рахмани ждал. В его сосудах уже вскипела кровь, но внешне он был холоднее снега. Повар Хо-Хо вынес гостю миску дымящегося бульона с мясом. Эму получил ведро с горячей кукурузой. Померанцевые молнии плясали в небе. Стригущий смерч поглотил треть небосклона; спасаясь от него, белыми комочками разлетались полярные совы.
— Это произошло в Бухруме. Камень живой, — гонец растянул плоские губы. — Его выкрала женщина из дома Ивачичей. Отец сказал, что ты знаешь ее.
— Посмотри, Хо-Хо, как мельчает мир, — обратился Рахмани к повару, и пожилой таец только кивнул в ответ. Он не улыбнулся, потому что увидел в лице хозяина то, чего не мог и не желал видеть юноша. Всадник жадно обсасывал кости, склонившись над пиалой.
— Мир измельчал, — повторил Рахмани. — Если гость начинает говорить о деле с конца, а начало беседы проглатывает вместе с уважением к хозяину дома…
Горожанин отставил миску, отставил кубок с вином. Он отодвинул полу пыльного камзола, как бы невзначай продемонстрировав чудо науки — двуствольный пистоль, и подал хозяину шатра запечатанный конверт. Рахмани не выпустил наружу насмешку, хотя хорошо знал цену таким «изобретениям». В королевской академии наук дожидалось еще много предметов, доставленных венгами из-за границы вечной тьмы. Их пока никто не мог повторить, хотя Георг Второй щедро оплачивал механиков, звездочетов и прочих умников… Находки рассматривали, трогали, взвешивали, но не понимали. А угрожать пистолем ему… это даже не забавно. Юный посланник, сам наполовину из венгов, наполовину из ютландцев. Наверняка рвется получить титул ярла и удельный фиорд для грабежей. К ловцам Тьмы относится пренебрежительно, хотя именно этого человека, черноволосого, с проседью, с мраморной улыбкой, отец ему завещал бояться.
Саади не похож на других проводников и погонщиков эму, что построили свои иглу вдоль границы ледников. Его седеющие волосы кудрявятся, он выше и суше венгов, но темнее и горячее любого из потомков викингов. Он с тверди Хибра, но не с параллели Гагена, а с дикого юга. Он прибыл сюда недавно, однако получил от ярла Скриллинга грамоту на владение землей и право называться ловцом. Он добыл для королевского двора больше загадок, чем потомственные ловцы, обветренные коренастые венги. Его лично знают при дворе и порой приглашают для… Впрочем, о причинах приглашений лучше не упоминать даже в мыслях. На Саади неоднократно нападали воры и пьяные школяры в кабаках Гагена, но никто не смог причинить ему вреда. Он ни разу не убил человека, но смотрит так, словно завинчивает в тебя два шурупа.
Опасный, жесткий человек. Живет здесь не так давно, но стал лучшим в своем деле и добился личного расположения Его величества. Ходят, правда, слухи, что человек со звучным именем Рахмани — вовсе не тот, за кого себя выдает, а эти двое узкоглазых, что прислуживают ему, — вовсе не слуги, а настоящие невольники, купленные на рынках Великой степи…
Юноше неведомо, что серую крупу для пистолей доставляют друзья Рахмани из далекой страны Хин. И у ловца Тьмы имеется скромная доля в деле, потому что без Рахмани караванщикам попасть на твердь Великой степи было бы втрое сложнее. Чем меньше человек знает, тем легче ему смотреть на мир свысока…
Однако, напомнил себе Саади, читая письмо, четвертая твердь все чаще подкидывает вещи, которые невозможно «изобрести». Например, серые зеркала. Непонятно, почему зеркало такое тяжелое, толстое и вдобавок кривое. В серые зеркала очень неудобно смотреться, а если его разбить, зеркало плюется в лицо стеклом.
Еще стало попадаться мягкое стекло, прозрачное, хрустящее, как накрахмаленная ткань, но на этом сходство с тканью заканчивалось. Над мягким стеклом бились ученые и отцы-иезуиты, но никто не сумел объяснить его смысла. Зоркие глаза венгов встречали среди ровного покрывала снега тени нелепых механизмов, многие из них даже не брались вырубать из замерзшей воды. Впрочем, порой подарки вечной тьмы не успевали врасти в лед, их выбрасывало наружу, как выбросило четыре сезона назад чудовищного железного кита, проглотившего людей.
