Черные ноготки вновь попытались ухватить его запястье, но Гера, вывернувшись, упрямо мотнул головой.
— Твои татуировки, — он указал подбородком на ее руки. — Это они их так напугали?
Девушка взглянула на свои руки так, словно видела их впервые.
— Какие татуировки? — Голос невинный, а глаза хитрющие, лисьи.
Насупившийся Герка всем своим видом умудрился показать, что его так просто не проведешь. Видимо решив, что на споры сейчас нет времени, панкушка, поджав губы, кивнула.
— Феня только с партаками безотказно срабатывает. Языком молоть всякий может, а вот наколки — это уже весомо. Матерый урка, конечно, такие вещи в два счета расколет. А эти… — она скривилась. — Что со шпаны взять? Для них тюрьма — романтика, а любой вор — авторитет. Элементарная психология.
— Да на черта мне твоя психология?! — Взбеленившийся Гера даже не заметил, как панкушка вновь ухватила его за руку, настойчиво увлекая к выходу из парка. — Чего ты мне голову морочишь?! Где татуировки? Куда они делись?! Я же их видел! И откуда они вообще у тебя взялись?! И почему всем вдруг резко потребовались мои деньги?!
— Наконец-то правильный вопрос! Дал бы им этот пятак, да дело с концом! — ловко ушла от ответа девчонка. — На фига ты геройствовать начал? Меня еще впутал, блин…
— А кто тебя просил впутываться!? — не выдержав, заорал Гера. — Чего вы все вообще ко мне привязались?! Я и так уже все, что было, отдал! Нету у меня больше ничего! Нету!
— Н-да? — Панкушка оценивающе посмотрела ему в глаза, словно проверяя, не врет ли. — А это что?
Покрытый черным лаком ноготок ткнулся в запястье юноши, оставив на коже след в форме полумесяца. Чуть выше «браслета» из толстой суровой нитки, на котором болталась потемневшая от грязи и времени пятирублевая монета.
* * *
Передвигая старую мебель, меньше всего ожидаешь найти клад. Пыль и паутину — это пожалуйста! Мелкий мусор, дохлых насекомых — сколько угодно. Или огрызок карандаша, выпавший из рук и коварно закатившийся в какую-нибудь щель, — почему бы нет? Но никак не клад. Почему-то большинство считает, что в наше время все уже давным-давно найдено и обнаружено. Только люди, по-настоящему увлеченные идеей поиска сокровищ, совершенно точно знают, что это не так. Но и они не станут искать сундуки с пиратскими галеонами у себя дома, сдвигая сросшиеся с полом шкафы кухонного гарнитура.
Гера Воронцов тоже ничего не искал. Он просто демонтировал старую мебель, освобождая место под новенькую немецкую «кухню» с различными примочками вроде сверхмощной вытяжки и посудомоечной машины. Мечта хозяйки дома — каторга для мужчин. Замена мебели плавно влечет за собой полноценный ремонт, который, подобно смертельному вирусу, перекидывается на остальные комнаты. Гера с отцом уже целую неделю возились на кухне, и конца-края этому занятию пока видно не было. Покрылся новенькой — муха не сидела! — побелкой потолок. С дверей исчезли рассохшиеся наличники. Батарея, сияющая свежей краской, стала похожа на растянутые меха огромного зеленого баяна. Сорванные обои заполнили собой четыре больших пакета для мусора. На неприглядно обнаженном сером бетоне трех стен ярко выделялись гипсовые заплатки.
Четвертая стена до сегодняшнего дня успешно пряталась за массивными полками и тяжеленными тумбами, часть которых была прибита к полу здоровенными гвоздями, ставшими от времени только прочнее. Именно с ними воевал сейчас вооруженный монтажкой и молотком Герка. Бои шли тяжелые, с переменным успехом для обеих сторон. К обеду пальцы юноши были в занозах, а от локтя почти по всему предплечью протянулась глубокая царапина. Потери со стороны кухонной мебели пока что исчислялись двумя выдранными «с мясом» тумбочками и одним снятым шкафом. Кто будет в такой момент думать о сокровищах? Физическая работа дает отдых голове, позволяя сосредотачиваться лишь на самых простых мыслях. Причем зачастую не особенно связных. В голове Герки ленивым ульем гудели сотни маленьких дум, которые, сложись они вместе, превратились бы в картину локальной подростковой катастрофы: он не знал, что делать дальше. Чувствуя себя застрявшим в лимбе, юноша размышлял о том, что лето на исходе, и по уму надо бы ловить последний теплый месяц, а не возиться с древними гробами для хранения посуды. Тем более, август обещал быть по-настоящему жарким, без дураков, а для Карелии это редкость. Можно съездить на рыбалку или на шашлыки за город. Свободного времени — хоть отбавляй. Да только не давала покоя, сверлила назойливая мысль, что «свободное» в его случае равняется «потраченному впустую». Большая часть одноклассников и друзей-сверстников уже сделали шаг, переносящий их на одну жизненную ступеньку выше Геры. Кто-то решил продолжить образование, — в Питере, конечно же в Питере, где еще!? — и теперь примерял на себя гордое звание абитуриента. Кто-то устроился на первую серьезную работу. Это в семнадцать-то лет?! Один лишь Герка Воронцов болтается не пришей кобыле хвост. И ладно бы был не хватающим звезд с неба балбесом, но ведь ни единой тройки в аттестате! Без шести пятерок красный табель! Весь последний год школы Гера строил серьезные, далеко идущие планы: уехать из Сумеречей в большой, кипящий жизнью город, чтобы стать хирургом, учителем или писателем. В воображении он не только поступал в университет, но и с блеском заканчивал его, вне зависимости от того, виделся ли ему филологический или педагогический факультет. Беда в том, что планов было несколько. Воронцову казалось, что после окончания школы он с легкостью разберется, к чему больше лежит сердце, а к чему есть реальные способности. Однако получилось, как водится, несколько иначе. После выпускного Герка внезапно впал в ступор: время пришло, но «судьбоносный выбор» оказался не сделан. Поступать ради самого поступления казалось верхом идиотизма. Тогда-то Воронцов решил для себя, что лучше потерпеть еще год и все как следует обдумать, чем поспешить и ошибиться. Все любовно выстроенные планы пошли прахом, стали менее значимы, чем затихающий в коридорах школы отголосок последнего звонка. А новых Воронцов придумать еще не успел. Благо родители с пониманием отнеслись к метаниям сына. Впрочем, для ответственного Герки, с каждым днем все больше ощущающего себя ленивым дармоедом, это служило весьма слабым утешением. Возможно, будь у него девушка, на подобные самокопания попросту не осталось бы времени. Но девушки у Герки не было. Ловя в блестящем пузатом чайнике свое вытянутое искаженное отражение, пытаясь пригладить взъерошенные волосы, серые от пыли и штукатурки, он силился понять, чего же не хватает этим смешливым красивым балаболкам. И тут же сам давал себе ответ — уверенности. С противоположным полом, не только со сверстницами, но даже с наглыми восьмиклассницами Гера чувствовал себя беспомощным, точно белая мышь рядом с обманчиво ленивым питоном. Воюя с неподатливым плинтусом, юноша утешался тем, что, по сути, ни одна знакомая девушка не нравилась ему настолько сильно, чтобы ради нее стоило преодолевать собственную робость.
