Морвен Эледвен жила в Хитлуме и страдала молча. Ее сыну Турину шел всего лишь девятый год, и Морвен ждала еще одного ребенка. Тяжкой была ее жизнь. Хитлум наводнили вастаки. Они жестоко преследовали людей дома Хадора, отнимали у них последнее добро и обращали их в рабство. Всех слуг Хурина, кто был годен хоть к какой-то работе, угнали в плен, даже детей, а стариков перебили или выгнали в глушь умирать от голода. Но посягнуть на владычицу Дор-ломина или нарушить неприкосновенность ее жилища вастаки еще не смели: среди них разнесся слух, будто она — страшная ведьма, и водит дружбу с белыми призраками — так вастаки звали эльфов. Они ненавидели этот народ, но боялись его еще больше[3]. Из-за этого они старались держаться подальше от гор — в горах, особенно на юге, нашло убежище немало эльдаров. Так что вастаки, разорив и разграбив южные земли, отступили на север. А дом Хурина был на юго-востоке Дор-ломина, вблизи гор — Нен Лалайт брал начало в источнике у подножия Амон Дартир, по склону которой шла узкая тропа. Этой тропой отважный путник мог перевалить через Эред Ветрин и выйти в Белерианд, к истокам Глитуи. Ни вастаки, ни сам Моргот не ведали еще об этой тропе, ибо весь тот край был недоступен Морготу, пока стоял дом Финголфина, и никто из прислужников Врага не бывал в тех местах. Моргот был уверен, что Эред Ветрин станет неприступной преградой и для беженцев с севера, и для подмоги с юга — чрез Эред Ветрин и в самом деле не было другой дороги от топей Серех до прохода в Невраст далеко на западе.
Так и вышло, что после первых набегов Морвен оставили в покое. Но в окрестных лесах бродили недобрые люди, и выходить за околицу было небезопасно. В доме Морвен нашли убежище Садор-столяр и еще несколько стариков и старух. Турина держали взаперти, и за ограду не выпускали. Но хозяйство Хурина вскоре пришло в упадок и, хотя Морвен работала за троих, ей пришлось бы голодать, если бы не Аэрин, родственница Хурина. Один из вастаков, Бродда, насильно взял Аэрин в жены. Она тайком помогала Морвен. Горьким казался Морвен дареный хлеб, но она принимала милостыню ради Турина и своего нерожденного дитяти; к тому же, говорила она, это лишь часть того, что у нее украли — ведь это Бродда захватил слуг, скот и прочее добро Хурина, и отправил все это в свой дом. Бродда был не робкого десятка, но до того, как его народ пришел в Хитлум, с ним мало считались. Поэтому он хотел разбогатеть и охотно брал себе земли, от которых отказывались другие вастаки. Бродда один раз видел Морвен, когда ездил грабить ее дом, и она нагнала на него страху — вастак решил, что заглянул в горящие глаза белого призрака, и ужасно испугался, что Морвен наведет на него порчу. Поэтому он не решился разграбить ее дом и не нашел Турина — а не то недолго бы прожил наследник истинного владыки.
Бродда обратил в рабство всех "соломенных голов" (так звал он народ Хурина), и заставил их выстроить ему деревянный замок, к северу от дома Хурина. Рабов он держал за оградой под открытым небом, как скотину в загоне, но стерегли их плохо, и те, кого еще не успели запугать, часто, рискуя собой, помогали владычице Дор-ломина. Они тайно доставляли Морвен новости, хотя и мало было ей радости в тех вестях. Но Аэрин Бродда взял в жены, а не в наложницы — у вастаков было мало женщин, и ни одна из них не могла сравниться с дочерьми аданов, а Бродда рассчитывал стать владыкой этого края и оставить после себя наследника.
Морвен редко говорила с Турином о том, что случилось, и что может случиться в будущем, а тревожить ее расспросами мальчик боялся. Когда вастаки впервые вторглись в Дор-ломин, он спросил у матери:
— А когда отец вернется и прогонит этих мерзких ворюг? Почему он не приходит?
— Не знаю, — ответила Морвен. — Быть может, он убит, быть может, в плену, а может, блуждает где-то в дальних краях и не может вернуться — ведь кругом столько врагов.
— Наверно, его убили, — сказал Турин — перед матерью он сдержал слезы, — если бы он был жив, никто не смог бы удержать его. + — Думается мне, что все это неправда, сын мой, — ответила Морвен.
Время шло, и Морвен все больше тревожилась за Турина, наследника Дор-ломина и Ладроса — ведь лучшее, что ждало его в ближайшем будущем — это рабство у вастаков. И вспомнила она свой разговор с Хурином, и обратилась мыслями к Дориату. Она наконец решилась втайне отослать туда Турина и просить короля Тингола приютить мальчика. Размышляя над этим, она все время слышала голос Хурина: "Уходи скорее! Не жди меня!" Но ей подходит время рожать, а? дорога трудна и опасна, [чем дальше, тем хуже.] И в сердце Морвен, помимо ее воли, все еще таилась обманчивая надежда: в глубине души она чуяла, что Хурин жив, и бессонными ночами ждала, ждала услышать его шаги, а задремав, просыпалась — ей мерещилось, будто во дворе заржал Аррох, конь Хурина. И, наконец, хотя Морвен была не против, чтобы сына ее воспитали в чужом доме, по обычаю тех времен, ей самой гордость еще не позволяла жить на чужих хлебах, пусть даже у короля. И потому она заставила утихнуть голос Хурина — или память о нем. И так сплелась первая нить судьбы Турина.
Когда Морвен решилась наконец отправить сына, Год скорби уже близился к концу — наступила осень. Поэтому Морвен торопилась исполнить задуманное: дороги скоро станут непроходимыми, а до весны Турина могут отнять у нее. По лесу бродили вастаки и вынюхивали, что происходит в доме. Поэтому однажды Морвен неожиданно сказала Турину:
— Отец не возвращается. Значит, ты должен уйти отсюда, и как можно скорее. Он так хотел.
— Уйти? — воскликнул Турин. — Но куда же мы пойдем? За Горы?
— Да, — ответила Морвен. — За Горы, на юг. Может быть, там еще можно спастись. Но я не говорила «мы», сын мой. Тебе нужно уйти, а я должна остаться.
— Я не могу один! — воскликнул Турин. — Я не оставлю тебя! Почему нам не уйти вместе?
— Я не могу, — ответила Морвен. — Но ты не один пойдешь. Я пошлю с тобой Гетрона, а может, и Гритнира тоже.
— А Лабадала? — спросил Турин.
— Нет, — сказала Морвен. — Садор хромой, а дорога трудная. Ты мой сын, и дни теперь жестокие, так что скажу прямо: ты можешь погибнуть в пути. Зима близко. Но если ты останешься, случится худшее: ты станешь рабом. Если хочешь вырасти мужчиной, если хочешь дожить до лет воина — наберись мужества, и сделай, как я сказала.
— Но с тобой же останется только Садор, и слепой Рагнир, и старухи! — сказал Турин. — Отец же сказал, что я наследник Хадора! А наследник должен остаться в доме Хадора и защищать его. Вот теперь я жалею, что отдал нож!
— Наследник должен бы остаться, но не может, — возразила Морвен. — Но когда-нибудь он вернется. Мужайся! Я приду к тебе, если станет хуже. Если смогу.
