Народ варониан проживал на плодородной равнине в устье великой реки Мутар, которая простиралась за южной границей Тассалейского леса. Связи Вара с Рувендой были очень слабы, чего нельзя сказать о Лаборноке. Вар и Лаборнок активно торговали между собой по морю. Брак с принцем Вара открывал перед рувендианским королем широкие перспективы — если обуздать диких глисмаков и проложить торговый путь вниз по Мутару, то товары из Рувенды могли достичь заморских стран, минуя порты Лаборнока. Их надменный правитель сразу бы почувствовал, что, значит, лишиться торговых связей с Рувендой.
В это время скоропостижно скончался дряхлый Спорикар, и Волтрик был коронован на престол Лаборнока. По требованию Орогастуса, тут же назначенного первым министром двора, Волтрик в спешном порядке вызвал наследного принца Антара и главнокомандующего армией генерала Хэмила. Приказ был кратким — готовиться к скорому выступлению против Рувенды.
Мгновением позже, когда со стороны передового форта, взятого противником, на каменную стену вновь обрушился яркий шаровой разряд, по окрестностям раскатился гулкий, протяжный грохот. Ослепительное иссиня-белое пламя, слизнувшее часть стены, заставило собравшихся на среднем балконе главной наблюдательной башни членов королевской семьи, придворных, охрану короля прикрыть глаза.
Король Крейн едва слышно застонал, потом с горечью вымолвил:
— Сбывается пророчество Белой Дамы. Пришли гиблые времена! Колдун Орогастус мановением руки творит молнию из чистого неба. От таких ударов рушатся стены…
Тем временем в образовавшийся пролом ворвались конные рыцари, ведомые генералом Хэмилом, за ними хлынула лаборнокская пехота. После удара шаровой молнии защищавшие крепость на этом участке воины полегли, как болотная трава во время урагана. Минута, другая — и еще один разряд потряс осажденную крепость. Затем еще один. Стена оказалась пробитой в четырех местах. Орды захватчиков ворвались внутрь Цитадели.
— Все, конец, — слабым голосом сказал король. — Если мощи Орогастуса оказалось достаточно, чтобы справиться с нашей древней и, как мы считали, неприступной стеной, что может помешать им, ворваться в центральную башню? Надо смотреть правде в глаза… — Он повернулся к охранявшим его и королевскую семью рыцарям. — Вы, лорд Сотолейн, принесите мои доспехи. А вам, лорд Манопаро, я вручаю жизнь и честь нашей королевы и моих дочерей. Позаботьтесь о них. Спуститесь в подвал башни и спасайтесь там… Защищайте их до последней капли крови. Всем остальным приготовиться к бою — я сам поведу вас.
Королева Каланта согласно кивнула, принцесса Анигель не смогла сдержать слез. Впрочем, как и остальные придворные дамы. Принцесса Харамис стояла, как каменная, на лбу легли складки, в глазах — отчаянная работа мысли. Лицо ее стало бледнее белоснежного платья и плаща, в которые она была одета. Принцесса Кадия, как всегда облаченная в грубый мужской охотничий костюм, выхватила кинжал и, взмахнув им, воскликнула:
— Государь! Дорогой отец! Позволь мне сражаться рядом с тобой. Неужели в такую минуту я должна спасаться бегством вместе с этими хнычущими созданиями! Неужели должна трусливо ждать своей участи, и мне не будет позволено отомстить этим негодяям!
Королева Каланта открыла рот от изумления, принцесса Анигель и фрейлины удивленно глянули на Кадию — даже плач прекратился, только принцесса Харамис оставалась все так же спокойна. Легкая холодная улыбка появилась у нее на губах.
— Мне кажется, сестра, — заметила старшая королевская дочь, — ты выбрала не самый удачный способ выказать свою доблесть. Это тебе не робкие рафины, спасающиеся бегством при одном только слухе, что ты идешь на охоту. Враги смелы, хорошо вооружены, на их стороне колдун с черным сердцем.
— Оддлинги утверждают, — возразила Кадия, — что по пророчеству женщина из королевского дома Рувенды убьет злого короля, и тогда могущество Лаборнока рухнет.
— Ты считаешь, что вполне подходишь на роль спасительницы? — горько засмеялась Харамис, затем слезы неожиданно хлынули из ее глаз. Куда только подевалось ледяное спокойствие! — Оставь эти глупости! Они нам сейчас ни к чему…
Королева Каланта гордо вскинула голову. Она, как и Анигель, была одета в обыденный, принятый при дворе для дневных занятий наряд — атласное платье с кружевной отделкой на лифе и рукавах. Платье Анигель отливало нежным розовым цветом, в то время как облачение королевы поражало густо-малиновой, кровавого оттенка расцветкой.
— Мое сердце, — сказала королева, — переполнено печалью и страхом за вас, однако долг свой я выполню до конца. Кадия, не стоит слишком доверять пророчеству оддлингов. Наши союзники, ниссомы, бросили нас и попрятались в Гиблых Топях. — Каланта неожиданно закашлялась, так как густые клубы дыма достигли балкона. Внизу, во внутреннем дворе, полыхали деревянные постройки. Враги к тому же участили удары молниями.
— Тогда я стану вашей защитницей! — воскликнула Кадия. — Если это пророчество известно королю Волтрику, он никого из нас не оставит в живых. Свою-то жизнь я задешево не отдам! Я присоединюсь к воинам лорда Манопаро, и если мне суждено погибнуть, я достойно встречу смерть.
— О, Кадия, разве так можно! — вновь зарыдала Анигель. — Наш удел — затаиться и верить, что Белая Дама спасет нас. Мы должны молить ее об этом.
— Белая Дама не более, чем миф. Детская сказка, — ответила сестра. — Мы сами должны позаботиться о себе.
— Нет, это не сказка… — тихо прошептала Анигель.
Ее голоса никто не услышал.
Сражение неподалеку разгорелось с еще большей силой, в его шуме, лязге, грохоте потонули все посторонние звуки.
— Возможно, и не сказка, — заключила Харамис, обращаясь, по-видимому, к самой себе, — только, кажется, Бина отреклась от нашей несчастной родины. Храни она нас, как бы лаборнокцы смогли одолеть горный перевал, пройти болотами и безнаказанно штурмовать Цитадель…
— Помолчи, дочь! — прервал Харамис услыхавший ее король. — У нас нет времени. Враг в любой момент может атаковать башню. Вам еще надо успеть укрыться…
Он попросил всех оставить балкон. Королевская семья, придворные, лорды и рыцари из поклявшейся в верности охраны прошли в большой зал, расположенный на женской половине башни. Это помещение со сводчатыми потолками было украшено яркими шелковыми занавесями и гобеленами. Теперь здесь царил разгром — повсюду валялись опрокинутые позолоченные кресла, шелковые полотнища были сорваны, клочья тканых картин свисали со стен.
Король уже здесь, в зале, обратился к средней дочери. Голос его был суров.
