И тут она почувствовала прикосновение к ягодицам. Обернулась.
Перед нею стоял рослый мускулистый черноволосый серв. Улыбнулся, положил ладони ей на груди, стиснул.
– Пойдем?
Опешившая от такой наглости, Айри не сразу поняла, что ему надо. А когда поняла, сказала:
– Пойдем-пойдем… Отпусти, больно!..
Серв отступил на полшага, и она изо всех сил двинула его ногой в пах. Самец хлопнулся на колени, зажав руками низ живота. Айри хотела было добавить, но передумала и ударила импульсом страха – тот зашелся визгом и обмочился.
– Смени сначала штаны, любовничек!
Он даже головы не мог поднять. На шум прибежала одна из наставниц:
– Что случилось, сестра? Слуга провинился?
– Да,– сказала спокойно Айри и отпустила душонку серва.– Он предложил ведьме лечь под него.
Скулы наставницы отвердели – такого труда ей стоило сдержать хохот. «Если засмеешься, я его убью,– подумала Айри.– И плевать на Кодекс!..» К счастью, та не засмеялась.
– Это новый слуга,– пояснила она. Прибыл сегодня с партией малолеток. Бывший производитель. Наказан за провинность переводом в сервы. Прости его, сестра…
«Ах вот оно что,– подумала Айри.– Производитель… Для них любая воронка медом намазана… К тому же я в коричневом…»
Наставница посмотрела на серва с жалостью, и Айри вдруг поняла, что та уже имеет на самца кое-какие виды. Да, наверное, и не одна она… А ссориться с наставницами – не самый лучший поступок для юной ведьмы.
– Хорошо,– сказала она. Он уже наказан достаточно.
Наставница схватила серва за волосы:
– Благодари сестру, что жив остался. Самец с трудом поднялся на ноги, просипел:
– Благодарю тебя, ведьма. Прости. Похоже, боль была едва терпима. Впрочем, и неудивительно – у производителей семенники раза в полтора больше, чем у остальных. Тут не промахнешься… Злоба сменилась брезгливостью. Обмочился, как последний заморыш…
– Иди! – отрывисто бросила наставница серву.– Потом закончишь уборку. И не забудь о моей просьбе.
Самец убрался. Айри же сразу сообразила, о какой просьбе идет речь. И теперь даже пожалела серва: видимо, тот попросту перепутал женщин. Впрочем, и поделом, нечего сразу в грудь вцепляться. Тут не матки, у которых одно на уме,– здесь каждой забот хватает… Похоже, балуют их, производителей, в Родильном доме!..
– Я могу тебе помочь, сестра? – Наставница выжидательно смотрела на Айри.
– Нет,– сказала Айри. И неожиданно для самой себя добавила: – Желаю большого удовольствия!
Наставница благодарно улыбнулась, и Айри поняла, что одержала еще одну победу. Пусть и небольшую, но, как любила говаривать мама Гиневир, «ливни начинаются с первой «капли»… Больше здесь делать было нечего. Айри вновь отыскала старшую, простилась с ней и вышла на улицу.
Солнце уже село, и на ферму опустилась долгожданная вечерняя прохлада; вот-вот придет ночь, и оживет привычный всем обитателям фермы страх. Скоро сторожевые покинут посты, и тогда не выходи на улицу, человек,– будь ты хоть серв, хоть наставница! Если тебе дорога жизнь, сиди в четырех стенах… Иначе можешь угодить на ужин своему же пауку-волку. Говорят, дармовой пище они предпочитают охотничьи трофеи, самолично подстереженные и умерщвленные. И по утрам нередко можно встретить ловчую сеть с превратившейся в белый кокон недавней пищей удачливого охотника. Попадаются в коконах и человечьи останки…
Ночами снаружи можно встретить только воительниц – те любят рисковать и слишком уверены в собственной интуиции.
Айри хмыкнула. А потом вспомнила, что дома у нее тоже человек, способный стать трофеем любого из удачливых охотников. И тогда ни о какой встрече с Хозяйкой не будет и речи.
Она прибавила шагу, и вскоре перед нею уже потянулась в полумраке лесная дорога.
В лесу шла ночная жизнь. Те, кто днем спал, теперь активно добывали пропитание.
Справа, ярдах в двухстах от дороги, шебуршились в чаще муравьи – судя по всему, волокли к муравейнику какую-то почти неподъемную ношу. Сам муравейник находился дальше, милях в трех к северо-востоку. Муравьи не видели в людях ни врагов, ни добычи и потому не представляли опасности даже для самцов.
Чуть ближе, на поляне, где много ягод сармантки, хорошо помогающих от поноса, замер винтоухий камнеед – вынюхивал яйца шпанской мушки. Яйца в самом деле похожи на камни – наверное, поэтому камнееда так и назвали.
Слева кого-то увлеченно ели – Айри не стала разбираться, кого именно. В лесу днем и ночью взаимопожирание…
Подойдя к своему домику, она вновь причуялась. Все спокойно. И слава Нуаде!.. Быть агрессивной сейчас вовсе не хотелось. Хотелось спать. Однако надо было еще покормить найденыша. Если, конечно, тот проснулся – некоторых сон-трава укладывает на сутки…
Айри вошла внутрь. И поняла, что гость бодрствует: дыхания самца не было слышно.
– Это я. Не бойся, серв.
От постели донесся облегченный вздох.
– Ты всегда возвращаешься домой затемно? Не страшно одной в лесу?
Айри нащупала спички, зажгла светильник, поправила фитиль.
Откуда-то из дальнего угла вылетела маленькая ночная листорезка, запорхала возле пламени. И, конечно, опалила розовые крылышки. Упала на стол, завертелась волчком. Ментальное пространство переполнилось болью.
Лежащий гость издал звук, похожий на стон, с жалостью глядя на покалеченную бабочку.
Айри поморщилась, смахнула насекомое на пол, прижала ногой, разом прекратив мучения несчастной. Посетовала, что причуялась только к крупным, а надо было подумать и о мелких, прогнать вовремя.
Потом она обернулась к гостю:– Мне не бывает страшно. Вот не вернись я, стало бы страшно тебе. Тогда бы тебя ждала очень неспокойная ночь…
Наклонилась, принялась растапливать очаг. И почувствовала на себе прилипчивый взгляд. Выдержала, подбросила в разгорающийся огонь несколько сучьев. И только потом обернулась. Когда глаза привыкли к полумраку, самец уже внимательно рассматривал потолок.
– По-моему, ты не о том думаешь.
Айри не ошиблась – лицо гостя сделалось виноватым.
– Да нет, я… Прости!
Но Айри уже не слушала. «Что же это такое,– думала она. Одного мой зад заинтересовал, теперь и второй в ту же сторону смотрит. Тоже мне ведьма!.. Может, ошиблись наставницы, в матки меня надо было определять? Или этот – тоже производитель, на любую броситься готов?..»
– Ты, часом, не производитель? Самец удивился, осторожно спросил:
– Производитель чего?
– Не чего, а кого… детей.
На его лице родилась глупая улыбка.
– Ну, в определенной степени, конечно.
– Как это – в определенной степени? Улыбка стала еще глупее.
