— Рабу? — в свою очередь удивился Нахт. — Да ты с ума сошла, змейка. Может, я и в набег раба пошлю?
Неферт негромко рассмеялась и сильнее прижалась к Нахту: как все-таки здорово было то, что этот знаменитый воин, героические деяния которого отражены на папирусе в назидание потомкам, является ее родным братом и она может так славно валять с ним дурака и болтать в утреннем саду…
— Нет, змейка, — продолжал Нахт. — В своей колеснице надо знать крепление каждой спицы, подкову каждого коня. Впрочем, кони — это особая статья. Но и в колеснице надо знать, и не глазами, а пальцами, каждый вбитый гвоздик. Пусть рабы катятся к Сетху! А сбруя… Сбруя, змейка, это паутина, связывающая своенравных коней, легкую колесницу и тренированного воина в единое и великолепное целое! Да, кстати, ты поедешь со мной кататься?
— Ты серьезно?
— Вполне. Мне будет приятно тебя прокатить.
— А разве мне разрешат?
— Не думаю. Так что лучше, наверное, не спрашивать.
— А как же я тогда выберусь из дома?
— Сейчас сообразим… Проще простого: скажи матери, что пойдешь купаться в Ниле.
— Но ведь мне придется взять двух служанок! — огорченно воскликнула Неферт. — А они все расскажут матери!
— Не беспокойся, не расскажут. — Нахт слегка усмехнулся, и Неферт поняла, что служанки на самом деле ничего не расскажут.
— А коней мне надо сегодня хорошенько проездить с утра до жары. Так что беги одеваться и собираться — и побыстрее! Я буду ждать тебя у нижних ворот сада…
Нахт ввел запряженных коней в поводу. Какие это были кони! Светло-золотые, с томной синевой вокруг глубоких черных глаз, с вытянутыми маленькими головами, с тонкими бабками, с гривами и хвостами нежнее ливийских шелков.
Не вынеся переполнявшего ее восторга, Неферт, поднявшись на цыпочки, обхватила шею ближнего к ней пристяжного и прижалась лицом к его лоснящейся шкуре.
— Осторожней, змейка! Они злы, как демоны.
— Стану я обнимать добрых лошадей…
— Ладно, погоди! — перекинув обе пары вожжей через лошадиные головы, Нахт прыгнул в колесницу.
— Теперь залезай! Достаешь до ступеньки? Хватайся за руку! Бело-золотая колесница Нахта оказалась изнутри обитой мягкой кожей
красивой выделки. Гладкий пол был из досок звонкого и сухого темно-розового дерева: Неферт не помнила его названия. Плавный вырез бортов напоминал изгибы лебединых крыльев.
— Ну что, нравится? Страшно вспомнить, во что мне обошлась эта штуковина, но лучшей нет и у фараона, да будет он жив, здрав и невредим. Впрочем, на что бы фараону такая колесница?
— Как это — на что?
— В обозримом будущем Сын Солнца вполне обойдется деревянной лошадкой, — ответил Нахт, разбирая на пальцах вожжи, но, заметив изумленный ужас в глазах сестры, поясняюще добавил: — Он же совсем сопляк, то ли помладше, то ли постарше тебя. Ты разве не знала?
— Царь Царей — мальчик? — это было настолько странной новостью, что Неферт на миг забыла о предстоящей поездке. Страшно интересно, каким мальчиком может быть бог? Знает ли он все уроки и так — потому что бог, или занимается с учителем — потому что мальчик? Если да, то как может учитель бранить бога и читать ему нотации? Или бог может быть только очень примерным мальчиком? Но ведь это так скучно, а какой же нормальный бог захочет скучать?
— Не мешай. — Все эти вопросы пронеслись в голове Неферт в одно мгновенье, за которое Нахт поднял голову и окинул внимательным взглядом пустынную улицу. — Слушай, змейка, у тебя цепкие пальчики?
— Я всегда щиплюсь до синяков, даже если чуть-чуть.
— Ладно. Видишь эти штуки? Сейчас цепляйся за них изо всей силы, потому что я хочу взять в карьер с четвертной свечки. Да, вот так. Не боишься?
— Ни чуточки!
—Тогда держись! Хай-е-е!
Неферт зажмурилась, вцепилась пальцами в обитые мягкой кожей ручки. Пол под ногами подпрыгнул. В следующий миг ее распахнувшемуся взгляду предстали четыре устремившихся к небу столпа золотого пламени — вздыбившиеся, с запрокинутыми вверх мордами, с передними ногами, прижатыми к груди — кони Нахта. Казалось, кони хотели улететь в небо.
— Хай-е-е!
Четыре пары передних ног одновременно вылетели вперед, шелковой волной заструились гривы — и все превратилось в ветер…
Ветер свистел в ушах, ветер подхватывал и отбрасывал назад все косички Неферт… Как быстро проносились мимо скучные глиняные стены нижней улицы, в сплошную полосу сливалась вздымающаяся над ними зелень садовых пальм… Вот уже — неуклонно увеличиваясь — приближались навстречу исполинские храмы центральных улиц…
Какими же сильными должны быть руки, повелевающие этим полетом! Неферт взглянула на Нахта, гордая поза которого была невозмутимо неподвижна, словно он стоял на ровной земле. Двигались только его пальцы… Ох! Он и не думал держать вожжи своими могучими руками! Ладони его были полураскрыты, а тонкие ремни свободно скользили между пальцами — казалось, ничто не мешает им в любую минуту выскользнуть из рук! И тогда… Неферт стало страшно.
Неужели на самом деле все это могучее движение направляется только ленивым перебором пальцев, едва-едва касающихся ремней?! Почему он их не держит? Ведь лошади вырвутся!
Но лошади почему-то не вырывались…
Колесница поехала медленнее.
— Тьфу ты, здесь придется ползти как черепаха — того и гляди собьешь носилки с каким-нибудь идиотом, — сквозь зубы процедил Нахт.
Они ехали по мощеной площади в центре города.
— Слушай, Нахт, — неуверенно спросила Неферт, косясь на руки брата. — А почему ты так держишь вожжи?
— Как это — так? — не поняв, переспросил он.
— Ну — так… Лошади не вырвутся? Разве их не надо сильно-сильно держать?
Нахт расхохотался.
— А еще говорила «не боюсь»… Знала бы ты, змейка, сколько новобранцев я как раз по рукам и отходил плеткой из гиппопотамовой кожи за то, что они пробовали это делать, не «сильно-сильно», а хотя бы чуть-чуть!
— А почему?
— Почему? Запомни, змейка, хотя я, право слово, понятия не имею, какой прок в таких знаниях девочке… — они ехали по главным кварталам Фив — быстро, но все-таки не очень. — Верхом ли, на колеснице ли — хорошим наездником будет только тот, кто ничем не цепляется за лошадь. Трус думает, что удержится в седле, если схватится покрепче… Мальчишке, который садится на лошадь, это можно простить один раз. Если это повторится — он может стать чиновником или кем угодно, но не тем, кто подчинен суду чести.
— Нахт, что такое «суд чести»?
— Ну, змейка, это я тебе расскажу как-нибудь в другой раз…
— А что же тогда не дает упасть хорошему наезднику?
