Святослав Логинов - Земные пути

Так и есть — водит. Вон и мухоморы стоят — шесть штук. Взяли в кольцо и теперь не выпустят. Будут кружить, пока не вернётся злопамятный кёниг. А придёт он, конечно, с собаками, и что будет потом — лучше не загадывать.

— Батюшка Колопут, — взмолился Ист. — Будь таким добреньким, выпусти, а то хозяин вернётся, он меня убьёт.

Тихий смешок раздался позади, но, когда Ист оглянулся, там, конечно же, никого не было.

Шепча бесполезные бабьи заклинания, которые слыхал от кухонных девушек, Ист попробовал идти прочь. Ничто не останавливало его, он потихоньку двигался вперёд, но и мухоморы словно ползли следом; выйти из заколдованного круга не удавалось.

— А ведь кёниг, должно, уже собак позвал, — пожаловался Ист в пустоту. — Затравит он меня собаками.

— Не позвал… — протянул кляузный голосок.

Нельзя оглядываться, когда говорит лесовик, но Ист не удержался, повернулся на голос и испуганно вжался в дерево. Совсем рядом, чуть не в двух шагах, по лесу ехал Фирн дер Наст. Голова кёнига была неумело перебинтована обрывком рубахи, на материи расплывались алые пятна. Лицо повелителя было черно; если бы не щедрое кровопускание, которое устроил ему сбежавший паж, повелителя мечей, вероятно, хватил бы удар. Магистр Парплеус поспешал сзади. На Иста проезжающие не обратили ни малейшего внимания, а может быть, просто не увидели его.

— Водит, стервец, — злобно говорил дер Наст. — Ну да не на того напал. Я тебя отучу шутки шутить.

— Согласно классификации инфернальных сил, — пояснил Парплеус, — ротацизм относится к явлениям природы и не может быть персонифицирован…

— А вот мы сейчас посмотрим… — заявил дер Наст, снимая с перевязи окованный серебром рог.

Звонкий механический звук пронёсся над лесом.

Неведомый шутник злобно взвизгнул, и словно по команде столетняя ель с долгим скрипом повалилась на землю. В последнюю секунду рыцарь увёл коня из-под удара, а то бы лежать и коню, и самому кёнигу с переломанным хребтом.

— Не нравится?! — злобно засмеялся дер Наст. — Ну так, кто бы ты ни был, — прочь с дороги! Здесь повелитель мечей, кёниг Снегарда Фирн дер Наст! Ищи для своих забав сиволапых мужиков!

Дер Наст тронул коня поводьями и удивительно быстро скрылся из глаз.

Ист отлепился от соснины и, с трудом переставляя отнявшиеся ноги, пошёл дальше.

На этот раз его вывело к болоту. Прежде Ист тут не бывал, но сразу догадался, куда его занесло. Не иначе — это Стылая Прорва. Соваться туда — верная гибель. В таком месте — не проплыть, не пройти, ни на брюхе не проползти. Болотный дед караулит опущенные в прорву разбойные клады, прядут тину тонкорукие кикиморы да копошатся лохматые шишиги. Больше там ничего нет. Надоела жизнь — иди.

Всхлипнув, Ист повернул обратно.

Прогалина с лошадью возникла перед ним по мановению ока, словно и не вдалеке была, а поджидала за ближайшим кустом. Ист сел на кочку, решив умереть здесь, но больше с места не сдвигаться. Болели ноги, горело исколотое лицо. Хотелось плакать.

Где-то вдалеке завыл серебряный рог дер Наста. Ист зябко поёжился и продолжал сидеть.

— Тоже не любишь железной дудки? — спросил сзади знакомый скрипучий голос.

— Это хозяин трубит, — ответил Ист, не оборачиваясь. — Вот поймает он меня, живого на куски распластает.

— Не-е… — возразил невидимый собеседник. — Не поймает. Я тебя раньше съем. Он потом распластает, что останется.

— Зачем тебе меня есть? — спросил Ист. Он изо всех сил прислушивался, но не слышал ни дыхания, ни стука сердца — ни одного из непрестанных шумов, которые выдают присутствие человека. Не было сзади никого — один только голос.

Голос хмыкнул нечленораздельно и ничего не ответил — вероятно, вопрос показался ему неумным.

— Ты же со мной разговариваешь, — произнёс Ист, ни на что особо не надеясь. — Это только кёниг Фирн может сначала улыбаться, а потом зарезать ни с того ни с сего.

— Я тоже могу, — равнодушно сообщил голос.

— Всё равно, не надо меня есть.

— Почему?

— Стыдно. Я ещё не взрослый.

— Детёныши самые вкусные и есть, — поделился соображениями голос. — А трубачу было не стыдно в тебя ножами кидаться? Три сосны испортил.

— Ему можно. Он исконный маг, а маги сродни богам.

— Он не маг, а дурак, — в рифму ответил невидимка. Потом он заворчал и добавил удивлённо: — Ты гляди, какой червяк! Раньше тут таких не ползало.

Здраво рассудив, что ему позволено оглянуться, Ист повернул голову.

На валежине сидел человек. Не какое-нибудь семиглавое чудище при клыках и чешуе, а вполне обычный человек, только голый, грязный и, словно шерстью, заросший диким волосом. В толстых пальцах пружинисто билась золотая нитка. Скручивалась в узел, распрямлялась, пыталась уязвить противника, вонзиться в грубую кожу. Но человек не выпускал золотую пиявицу, хоть и держал руку на отлёте, словно мальчишка, поймавший кусачую жужелицу.

— Это уже второй, — поделился соображениями лохматый. — Но первый был не такой крепкий. Я на него дунул, он ржой рассыпался. А этот держится. Ишь ты, какой кусачий!

— Это золотая нить, — произнёс Ист. — Наверное, кёниг её за мной послал. Ты её не трогай, она отравленная. Спасения от неё нет — сколько ни бегай, а она догонит и вопьётся. Все суставы изгрызёт. Ты её лучше брось, а то и тебе достанется. Это страшное волшебство — золотая нить.

Человек поднёс руку с золотым волосом ко рту, словно собирался проверить на зуб фальшивую монету. Раздался тихий хруст, нить вытянулась тонкой иглой.

— Был червяк, а стал камень, — довольно проворчал лохматый.

Ист круглыми глазами смотрел, как незнакомец походя расправился с самыми ужасными заклинаниями повелителя мечей. Однако всё оказалось не так просто. Брошенная, не одушевлённая больше игла затерялась в белом оленьем мху, но она оставалась смертельно острой и ядовитой. И когда лесной человек поднялся, чтобы вплотную подойти к Исту, он наступил на иглу. В игле больше не было магии, но оставалось искусство волочильщика, изготовившего драгоценную иголку. Искусство не магическое, а ремесленное, страшное и ненавистное всем, познавшим тайны колдовства.

Игла, как и полагается брошенной на землю иголке, вонзилась в ногу.

Скрежещущий вой пронёсся над вершинами. Деревья закачались, иные были выворочены с корнем, словно во время бури. Кричал лесной человек.

Золотая игла торчала из стопы возле подъёма, рядом с выпирающей косточкой. Синюшное пятно отравы растекалось по коже.

— Пусти! — крикнул Ист. — Я умею…

Он вырвал из раны иглу, не глядя отбросил её в сторону, наклонился, собираясь вцепиться зубами в расплывающееся пятно, расширить ранку и высосать хотя бы часть яда… И замер, увидев, что никакой ранки и никакого пятна нет и в помине.