— Несмеянушка, разве ты не преисполнена печали? Это ж муж твой! — попытался достучаться до ее сердца Илья.
— И что? — хмыкнула вредная девица, — Велика беда — муж! Нового найду, тем более, эту деревенщину со щукой мне батюшка сосватал, моего мнения не спросив! Большая радость — в тереме куковать, словечком с мужем не перемолвиться, ибо говорить с ним не о чем! А я натура утонченная, заморскими книжками испорченная!
Богатыри в третий раз посмотрели друг на друга, вероятно думая об одном и том же. Как их любимые мечи-саморубы отращивают куцые куриные крылышки и, сбившись в миниатюрный косяк, ме-е-е-едленно отбывают в сторону юга.
— А-а-а-а-а-а-а-а! — зарыдал Добрыня Никитич и, выхватив из рук Несмеяны бутыль с вином, принялся жадными глотками ее осушать. А Илья Муромец, над которым осознание потери мечей сыграло злую шутку, также решил поглумиться, и подставил под Добрынин поток слез данную им Лихом бутыль.
И тут в одно мгновение произошло сразу несколько событий.
Дверь со стуком распахнулась, едва не сбив сидящих около нее богатырей, и в терем, с выпученными, безумно вращающимися глазами, влетел Емеля. А следом за ним, с криком: «Да сто-о-о-о-ой же ты!», вбежал Алеша Попович.
— Что? — развел он руками на немой вопрос товарищей, — Я его честно задержать пытался.
— И что ты ему сказал? — поинтересовался Илья, напрочь игнорируя нервно озирающегося Емелю, словно того не было в принципе.
— Сказал, что Несмеяна стала топить печку, засунула туда слишком много дров, и печка взорвалась.
— Во дура-ак, — вздохнул Илья.
Емеля перевел недоумевающий взгляд с богатырей на Царевну и обратно, и глупо спросил:
— А что, печка цела?
— А-а-а-а-а-а! — неожиданно зарыдала Несмеяна, осознав, что Емеля жив-здоров, — Вы же сказали, что он уме-е-е-е-е-е-е-е-е-ер!
— Добрыня! — заорал Илья, осознавший, что шансы вновь завладеть мечами-саморубами возрастают с каждой секундой, — а ну, давай сюда бутыль!
Он выхватил у ничего не понимающего Никитича опустевшую бутыль из-под вина — ибо склянка Лихо была уже полна слезами Добрыни — и, встав неподалеку от Царевны, принялся ловить в бутыль целые струи, нескончаемым потоком льющиеся из глаз Несмеяны.
Часть 3. Не всякое яблочко от яблони падает…
Лихо сидело за столом и с самым непринужденным видом уничтожало остатки еды богатырей.
— Вот, — Илья поставил перед Лихо бутыль со слезами Царевны Несмеяны, — И вот еще, так сказать, в качестве довеска, — прибавил богатырь, ставя рядом склянку со слезами Добрыни Никитича.
— А это-то что? — отвлеклось от поглощения пищи Лихо.
— Н-ну… — смутился Илья. При этом Лихо заметило, как покраснел и Добрыня, причем едва ли не гуще Муромца.
— Н-ну, я подумал — если тебе зачем-то понадобились слезы девки, то вот эти — настоящие, мужские, богатырские — тоже могут пригодиться.
Лихо засмеялось.
— Что, все дружно рыдали что ли?
— Нет, — покачал головой Илья и, покосившись на Добрыню, добавил, — Всего один…
— Ладно, — ухмыльнулось Лихо, — Вы хорошо поработали, посему я отдам вам меч…
Радостные лица защитников земли Русской враз стали кислыми, словно редька.
— Меч? — переспросил Алеша, — Один?
— Ага, — радостно кивнуло Лихо, — И отдам я его тебе. Приглянулся ты мне.
— Ой, да ладно, — зарделся Алеша, — Спасибо…
— Какое там спасибо? — взревел Илья, — Он же обещал воротить все мечи! Изверг! Алеша, это я не тебе…
— Да? — нахмурилось Лихо, — Не, ну я ж обещал вернуть, или, как вы там говорите, воротить, — вот и возвращаю…чтобы вернуть остальные, помогите мне еще в одном дельце.
— Чего ты из нас дураков делаешь! — заорал Илья, ринувшись на Лихо.
Не испугавшись этого нападения, Лихо откинуло в сторону челку и зыркнуло богатырю под ноги. Илья вдруг, не пробежав и пары шагов, споткнулся обо что-то, обычному глазу невидимое, и растянулся во весь свой немалый рост. Затем поднял на Лихо обиженное лицо, потер красный от столкновения с полом лоб и хмуро поинтересовался:
— Ты что ж, теперича нам мечи по одному возвращать будешь?
— Ага, — враз заулыбалось Лихо, — А что, я не говорило разве? Ну, наверно забыло — просто вылетело из головы.
— Ты же сказал, что слово, пусть даже и данное нечистью, все равно нерушимо?
— Да, а я разве его нарушаю?
— Но ты сказал, что воротишь ВСЕ мечи? — почти выкрикнул Добрыня, вздымая к небу руки в немом отчаянье.
— Понимаешь, в чем дело, — Лихо задумчиво посмотрело на все еще лежавшего на полу Илью, — Я то имело в виду что ворочу ВСЕ, но не все СРАЗУ…А за то, что предупредить позабыл — уж извиняйте, память подвела! Так что, вот вам мое оговоренное обязательство, — Лихо сощурилось, затем взмахнуло рукой, и на поясе Алеши появился меч-саморуб в абсолютно новеньких ножнах.
— Во! — Лихо указало на возникший из ниоткуда меч, — Кроме того, теперь никто не сможет взять его, кроме Алеши…даже я…ну, еще, правда, меч сможет взять тот человек, которому сам хозяин этого предмета разрешит…
— Алеша! — тут же заорал поднимающийся с пола Илья, — А ну-ка, дай-ка мне свой меч ненадолго! Я щас эту кур-рву на ломтики разрежу!
— Вот уж кукиш! — заявил Алеша, наглядно эту самую фигуру демонстрируя, — Мое! А вдруг ты его насовсем отымешь?
Разгорающуюся перепалку на корню оборвало Лихо.
— Глупенький, — засмеялось оно звонко, по-девичьи прикрывая ладошкой рот, — Глупенький Ильюшка. Неужели ты думаешь, что, если бы я боялось ваших мечей, то так просто их вам отдало?
— Ты кого это глупеньким назвал, нечистик поганый! — в конец разозлился Илья и тут же повторно ударился об пол, в лучших традициях Финиста Ясного Сокола. Грохот падения богатыря был еще сильнее, чем в первый раз.
— Ладно, — посерьезнело Лихо, — Раз ты так настаиваешь, свой саморуб получишь последним. А пока, — Лихо подошло к окну, и уставилось на небо. Алеша, навострив уши, разобрал невнятный шепот: «сегодня ночью…как же мне повезло…» Лихо с подозрением оглянулось на него, и продолжило, уже громче:
— Пока совсем не стемнело, отправляйтесь в лес за городом и найдите там поляну с папоротниками. Ровно в полночь папоротник расцветет. Все, что от вас требуется, это сорвать цветок и принести его мне. Надеюсь, справитесь?
Богатыри угрюмо кивнули.
— А с этим-то заданием почему справиться не можешь? Али немощен совсем? — вдруг спросил Алеша.
— Ну-у… — протянуло Лихо, — Я боюсь не успеть — до этого мне нужно сделать еще одно дельце, так что, до встречи.