— Беда будет, — согласился Волох. — Я его к себе возьму да пока спит погляжу чем нам его спасение обернется.
— Возьми, — вздохнула женщина и обняла готовую разрыдаться дочь.
— Дитя еще. Рано ты ее к знаниям приобщаешь.
— Кабы не поздно Брат. Гляди что творится. Когда было, чтобы родич от родича беды ждал? Когда дитя дитя спасало, себя подставляя? Когда было чтоб с господарями черным черно печали во двор вступало? Кончилось, что было Волох, а что будет нам строить и в том дитя али муж розница не время. Побежало времечко как вода по камням. Дачую, воды те черным — черны.
— Правда твоя, — тихо молвил мужчина накрывая вздрагивающего мальчика теплым полотном. — Пропал мир. Бело — черным стало, а что черно в белое обернулось. Остановим ли? Не ведаю.
— Втроем нет. Но печаль нам рано потчевать.
— Полюса места поменяли Мать Гея. То не вернуть и значит, прежнее не воротится. Но Закон и род жить должны. Чтобы не было, а ханы им не будет.
— Кровь в том наша порука.
Дуса во все глаза смотрела на строгие и чуть печальные лица взрослых и понимала, что молвят они не в пустую и не простыми словами — заповедными, кабы не вовсе клятву кладут, роту страшную, вековую. Слышалась ей тайна в голосах, вера и знание. Ощущалось наитием нечто новое, отвагой и печалью овеянное и, привиделись дивные картины, в которых море что кровь, а крови что океан, и птицы по земле бредущие и звери в небесах летящие и люди, что животные и животные, что люди.
— Окунули в грязь бела лебедя, — прошептала, сама не зная что. Ма-Гея сильнее прижала дочь к себе и зажмурилась, пытаясь справиться с материнской болью: ох, дева моя, дева коханная, дитя милованное! Что ж утворила я с тобой, злыдня-мать?
Волох же взгляд отвел и молвил:
— Анжилон сотворю — не подступится. К заре готов будет.
— Эх, Брат Волох, заря-то не ране будущего года придет.
— Позже, — сухо бросил тот и со значением на дитя глянул: не гоже девочку пугать.
Ма-Гея лишь горько улыбнулась: куда уж пугать? Судьбу своротили, а того что хуже быть может?
И обняв Дусу, пошла к выходу.
Волох проводил их задумчивым взглядом и понял — нельзя боле мешкать.
Финна поглядывала на Вана. Нравился ей парень — пригож спасу нет. Волос ржаной, нос прямой, лоб высок, губы ровные не полны как у пустобрехов и не тонки как у затайников черных душой. Тело вовсе взгляда не отвесть — литые мышцы, бела кожа. Силен Ван и наверняка отважен как все северные. Руса крепища лютые, что верой что силой. Соколы русого рода женихи завидные — на все руки мастера. С таким и в пучине не канешь и в хмарую годину выдюжишь. Оху, дочь соседа Линнея за русого сговорили два года назад — так та второго дитя родила и замужем как за бором, не ходит — парит. Глаза свет льют, будто огнище внутри девы. Видать и в близости дюж руссов сын, умел да ловок. Повезло Охе.
А чем Финна плоха? Кнежа дочь все ж, умом красой да удалью не обделена и телом крепка. Будут у них с Ванном дети богатые, а как хорошо-то им вместе будет под риском ходить. Она Ванна прикроет — он ее. Велик род их будет…
— Не мала ли ты еще соколов оглядывать да под себя примерять? — тихо молвила мать застав дочь за подглядыванием. Прищурилась, сурово глядя на Финну — та бы поперечила да спугалась что Ма-Гея мысли ее сочла и ринулась без разговора вниз, только ступни о ступени прошлепали.
Женщина с места не двинулась и только вздохнула горько — вот и свершилось.
Не спалось в ту ночь Ма-Гее. Ворочалась все думки худые гнала да как избавишься если точно знаешь — быть тому, справится только жди теперь.
— Что голубка моя? — спросил тихо Ран, обняв жену. Прижал к себе, утешая и успокаивая.
Поведала бы она любому, да разве ж мало ему беды за весь род на своих печах нести? Тяжко соколу и без дурных вестей за своих детей.
— Велик раскол грядет, — прошептала лишь. Рука мужа дрогнула, перестала перебирать волосы жены.
— Ведаю. Рода похудели. Руссовы сыны в четыре стороны пошли. Крепище их льдами завалило. Рус на юг род повел, да молодь взроптала и часть отделилась. Стары же в отказ крепище кинуть пошли. Так надвое род раскидало, а в дороге беда случилась — водопад да землетрясение еще надвое их поделило. Олех сюда десять сынов рода вывел. Седмицу почитай плутали насилу вышли. С нами им быть.
— Места хватит.
Мужчина промолчал — да к чему говорить? Жена так мысли сочла и притихла на плече Рана:
— Нельзя уходить — сыны вернутся в пустое городище, где нас искать станут?
— Сейды оставим, найдут. Нет? Суть-я. Случится — ради трех родом рисковать не стану.
Ма-Гея застыла и еле сдержалась, чтобы не поперечить. Но подумалось — рано в путь собираться, а кабы и вовсе не пришлось. К чему ж тогда спорить да упрямиться?
Утром женщина у очага над похлебкой хлопотала да слушала, о чем беседуют в соседней комнате. Матери да Отцы собрались судьбу рода решать, новостями делиться, господарей слушать.
— Снегу-то за ночь навалило, не пройти. Что дале будет? — сокрушался Гоголь.
— Луки да тулы для стрел мастерить, — заметил Сват.
— Зверье бить, в шкуры рядиться? — насторожилась Аттика: Не за то ли вас с места родового ринуло?
— Выхода иного нет, Великая Жена. От холода спасаясь, придется в шкуры рядиться, а прижмет коль запасы закончатся, так и мясо есть станем.
Женщины опешили. Что говорить? Ма-Гея и то замерла над варевом: это куда мир покатился, если зверье ради меха и мяса бить придется? Равно то братоубийству. В уме ли муж руссов?
— Не подмога то роду будет — беда, — молвила Елень. Муж ее, Ус, согласен был, но и мнение родича тоже разделял:
— Оно ясно, что хорошего не жди, ежели мирное соседство с природой нарушим. Погонит нас лес и сила его не в подмогу роду, а супротив встанет. Однако ж и мыслить надо, что поперед как было, не будет и о завтра сегодня думать надобно. А «завтра» люто. Руса с места и то кинуло, нас снегом заваливает. Холод — начало, дале голод придет, за ним мор. Тут не богат выбор. С лесом- братом сговориться — он поймет. Мех нас от холода спасет, мясо от голода.
— Пока запасов хватает, — подала голос Утица.
— О сегодня речи не ведем, о завтра кумекаем, — сказал Ран. — Свата послушай Славная Жена.
— Особо и говорить не о чем, — вступил тот в беседу. — Кнеж наш в другие роды людей послал за вестями и вышло худо. Сгинуло чай не треть. Кто возвернулся, черные вести принес: до Арты не добраться — воды разлились и дорогу сокрыли. Где урочище стояло — море лежит, где горная цепь пролегала — равнина лавой укатанная. Свинельги крепище исчезло — тризный холм на том месте, дерева вповалку и камни. Мы Сейды поставили ликами на ваше и наше крепище. Кто б выжил, уже явился. Вправду сказать, лебедь раненый к нам прибился Ма-Русе ведал: малых жены — матери к Ма-Ре увели. Успели. Из мужей Нох да Ким остались. Теперь уж Инох да Аким — нет уж места их — в другой род подались, там им стоевище. Сайги Белой крепища нет — малый один выжил, Патом нареченный. К Тилу не пробраться — земля ходит под ногами, валит да камнем сыпет. Чуд в пещерах хоронится — ворон о том поведал, посылом от Ма-Чуды прилетел.
